Эндрю Тейлор - Загадка Эдгара По

Я уставился вслед карете, размышляя, что эта парочка собирается делать на Брюэр-стрит, и чувствуя странный укол ревности. В этот момент кто-то тронул меня за рукав. Я повернулся, ожидая увидеть рядом с собой Чарли.

— Я всегда говорила, что миссис Керридж темная лошадка, — сказала Флора Карсуолл. — Думаю, кузина отправила ее с поручением на площадь Рассела.

Я приподнял шляпу и поклонился. Горничная в черном плаще вертелась в нескольких шагах от нас, отводя глаза.

— А вы куда собираетесь в такой пасмурный день?

— В «Белую лошадь», — мне показалось, что джентльмену не пристало признаваться, что он искал табачную лавку. — Думаю, Чарли может быть где-то поблизости.

— Вы его ищете?

— Не совсем. Просто у меня где-то час свободного времени.

— Очень интересно смотреть на отъезжающие экипажи, правда? Вся эта суета и волнение, и мысль о том, что можно просто купить билет, сесть в какую-нибудь коляску и уехать куда глаза глядят.

— Я тоже так думаю.

— Большинство людей так думает. Ненавижу это место!

Я на миг уставился на нее. Почему такая девушка, как Флора Карсуолл, ненавидит город, готовый исполнить любой ее каприз? А вслух сказал:

— Тогда надеюсь, что ваше пребывание здесь не продлится долго.

— Все зависит от бедного мистера Уэйвенху. Не подумайте, что мне не нравится Лондон. На самом деле как раз наоборот, я его обожаю — просто я не в восторге от мрачной Альбемарль-стрит и людей, с которыми вынуждена встречаться, — она улыбнулась мне, и ее настроение изменилось. — Если вы сейчас не заняты, то могу ли я с вашего позволения побыть в вашем обществе? Тогда я отослала бы горничную домой, а то у бедняжки целая гора шитья. У меня есть пара дел, но мы с ними быстро управимся.

При всем желании я не смог бы отказаться. Мисс Карсуолл взяла меня под руку, и мы начали пробираться сквозь толпу на Сент-Джеймс. На Пэлл-Мэлл она заглянула на пару минут в «Пэйн & Фосс» и изучила все книжные новинки, но намного больше времени провела в модном магазине месье Хардинга и Хауэлла. Продавцы носились с нею как курица с яйцом. Мисс Карсуолл купила пару перчаток, изучила кружево, только что доставленное из Бельгии, и спросила, как поживает заказанная шляпка. Она даже поинтересовалась у меня, идет ли один из цветов к ее глазам, и приняла во внимание мой вердикт. Флора была чрезвычайно оживлена, и чем дальше, тем больше мне нравилась, и я все чаще задумывался, была ли наша встреча случайностью.

По дороге на Пиккадилли мы перемолвились лишь парой слов. В какой-то момент мисс Карсуолл поскользнулась на грязи и упала бы, не будь меня рядом. На миг Флора крепко схватила меня за рукав, и я увидел, что она смотрит на меня. Когда мы повернули на Альбемарль-стрит, девушка отдернула руку, и мы шли бок о бок, но не касались друг друга. По мере того как мы приближались к особняку мистера Уэйвенху, она замедляла шаг, несмотря на холод и начавшийся дождь.

— Вы уже познакомились с моим отцом?

— Да… как раз перед уходом.

— Полагаю, вы сочли его несколько бесцеремонным, — заметила она. — Нет, прошу, не отвечайте. Большинство людей думают именно так. Но надеюсь, вы не обижены на отца за его манеры. По темпераменту он холерик, в довершение всего страдает от подагры.

— Не стоит беспокоиться, мисс Карсуолл.

— Он не всегда обходителен.

— Я постараюсь это пережить.

Флора внимательно посмотрела на меня и остановилась.

— Я бы хотела кое-что вам сказать. Нет, не так — я предпочла бы, чтобы вы узнали это от меня, а не от кого-то еще. Я…

— Сэр! Кузина Флора! Подождите!

Мы обернулись в сторону Пиккадилли. К нам бежал Чарли. Щеки мальчика горели от бега и холода. Пола пальто была вымазана в грязи. Когда Чарли приблизился, мой нос подсказал мне, что это не грязь, а навоз.

— Сэр, это было так весело! Я сам почистил лошадь. Я дал конюху шесть пенсов, а он сказал, что я просто чудо!

Он взвизгнул от радости. А мы меж тем стояли под самыми окнами дома, где умирал Джордж Уэйвенху. Я посмотрел поверх головы Чарли на мисс Карсуолл. Думаю, каждый из нас ждал, что другой сделает мальчику замечание за то, что он шумит под окнами умирающего. Но вместо этого мы улыбались.

А потом мисс Карсуолл быстрым шагом пошла в дом, оставив меня недоумевать, что же она такое собиралась мне поведать.

В мое отсутствие классная комната наполнилась дымом. Никто не помнил, когда в ней последний раз растапливали камин. Оказалось, дымоотвод частично заблокирован. Трубочиста вызвали на следующее утро, а пока что миссис Франт решила, что мы с Чарли должны использовать для занятий библиотеку на первом этаже.

Мы сели за стол, придвинутый поближе к огню. Я велел Чарли перевести двенадцать строк из Овидия. Он очень хотел угодить мне, но не мог сосредоточиться на задании. Мне тоже было сложно сконцентрироваться. Но тут дверь отворилась, и слуга проводил в комнату мистера Ноака. На нем был фрак, простой, но представительный.

— Прошу вас, не отвлекайтесь, — сказал мне мистер Ноак. — Если можно, я посижу здесь и почитаю, пока мистер Франт не освободится.

Слуга удалился. Мистер Ноак подошел к огню и вытянул руки.

— Добрый вечер, сэр, — сказал Чарли. — Мы встречались в доме моего отца несколько недель назад.

— Мастер Чарльз, если не ошибаюсь?

Они пожали руки. Чарли был воспитанным мальчиком, посему он повернулся ко мне:

— Разрешите представить вам моего… моего учителя мистера Шилда, сэр?

Ноак протянул руку и мне.

— Мне кажется, мы с вами виделись тогда же. Нас не представили, и я рад, что сейчас это упущение восполнено.

Слова были любезными, но речь Ноака отличалась резкостью и отрывистостью, отчего они звучали почти как оскорбление. Я пододвинулся, чтобы он мог погреться у огня. Ноак посмотрел в раскрытую книгу.

— Не люблю Овидия, — сказал он все тем же резким тоном. — Может, он и великий поэт, но я слышал, он вел распущенный образ жизни.

Чарли уставился на Ноака широко раскрытыми глазами.

Я сказал:

— Мы выбираем те отрывки, которые демонстрируют его гениальность, но не останавливаемся на его менее привлекательных качествах.

— И все же я не понимаю, в чем польза от изучения древних языков. Мы живем в мире, где всем правит коммерция.

— Позвольте напомнить, сэр, что латынь — язык естественных наук. Более того, изучение языка и литературы великих цивилизаций — не напрасно потраченные усилия. По крайней мере, это должно тренировать ум.

— Языческих цивилизаций, сэр, — заметил Ноак. — Цивилизаций, переживший свой расцвет более двух тысяч лет назад. Думаю, с тех пор мы все-таки немного продвинулись вперед.

— Но всеми нашими достижениями мы обязаны фундаментальным знаниям.