Лилия Лукина - Судьбе наперекор...

— Так ты такая же, как и я! — поняла она.

И все еще подсмеиваясь над тем, как похож наш образ жизни, она, пока я мыла посуду, сварила кофе и мы перебрались в комнату — кофе у нее получился превосходный.

— Можно? — кивнула Юлия на фотографии, которые я не успела убрать.

— Смотри, конечно. На острове снимали, когда шашлыки жарили,— объяснила я.

Юлия перебирала фотографии, время от времени спрашивая: «А это кто?». Отложив их, она грустно сказала:

— Счастливая ты.

— Я?!

— Ты, конечно,— она показала на Батю.— Красивый мужчина, сильный и надежный. Повезло тебе, что такого встретила.

— Юля, давай не будем об этом,— и я перевела разговор на Кострову, начав пересказывать то, что в свое время услышала от Егорова и Панфилова.— Вот и все,— закончила я.— Если захочешь узнать эту историю в подробностях, то можно спросить Владимира Ивановича, который ее гораздо лучше знает!

— Это тот, который на кладбище был? Седой, голубоглазый?

— Да. Он же полковник милиции в отставке. Вот уж у кого сюжетов, хоть пруд пруди.

— А-а-а,— понимающе улыбнулась Юлия.— Так это у тебя с ним роман?

— Да нет, не с ним. И, вообще, ни с кем. Так уж у меня получилось.

— Ладно, не хочешь — не говори,— она оглядела комнату и спросила: — Тогда скажи хоть, кто тебе такой ремонт сделал. Мне бы тоже нужно было квартиру в порядок привести — дозрела я до ремонта. Тянула-тянула, а теперь самой на нее смотреть противно. Дай телефон мастеров.

Я только поморщилась.

— Да не мастера мне ремонт делали. Вот он,— я кивнула на фотографии.— А я ему помогала.

— Так у него еще и руки на месте? — изумилась она.— Чем же он тебя не устраивает?

— Юля, меня, вообще, устраивал один-единственный мужчина на свете, но его больше нет. Он полтора года назад погиб,— я отвела глаза.

— Ой, Лена, прости... — она искренне расстроилась.— Если тебе от этого легче станет, то расскажи... Вместе поплачем...

Я задумалась — судя по ее книгам, с логическим мышлением у нее все нормально, может быть она сможет мне объяснить, что со мной происходит. Против моей воли слова Галины, что я сделала ошибку, не выходили у меня из головы и я решила проверить — если в жизни Юлии действительно было что-то страшное, что смогла увидеть Певунья, то вдруг и в моем случае она не ошиблась. Но, если хочешь, чтобы с тобой были откровенны, будь откровенной сама. И я рискнула.

— Знаешь, Юля, когда у психотерапевтов возникают проблемы, то они не берутся решать их сами, а обращаются к другими врачам. Вот и у меня сейчас такой случай.

— Так давно известно: «Чужую беду рукой отведу, а к своей ума не приложу». Не знаю, смогу ли я дать тебе дельный совет, но твердо обещаю — все, что ты скажешь, здесь и останется.

— Хорошо. Только у меня потом будет к тебе один вопрос. Пообещай, что честно ответишь,— Она кивнула, соглашаясь, а я встала и достала фотографию Игоря.— Вот. Это тот самый человек.

Впервые я была так откровенна с кем-то посторонним — Егоров не считается — и рассказала абсолютно все: об Игоре, о Бате, о предсказании старой цыганки, о словах Галины и о том, что не могу разобраться в себе. А под конец, собравшись с духом, даже прочитала стихотворение (первое и, наверное, последнее в моей жизни — я ведь даже девчонкой их не писала), которое у меня само собой сложилось на смерть Игоря:

Она молча, ни разу не перебив, слушала меня и рас- . сматривала фотографии Игоря и Бати, держа их рядом. Когда же я закончила, она подняла на меня глаза и сказала:

— Ну и удивила ты меня, Лена! Да вся эта ситуация проста, как апельсин, и яйца выеденного не стоит!

— Ты думаешь?

— Уверена! — рассмеялась она.— Ну вот давай расфасуемся.

— Чего? — удивилась я.

— Расфасуемся. Есть у меня такое выражение. Ну, в смысле, разложим все по своим местам.

— Иначе говоря, мухи отдельно, котлеты отдельно?

— Вот-вот,— кивнула она.

Я встала и пошла к бару.

— Юля, у меня есть чудный коньяк. Давай по капелюшечке?

— Давай,— согласилась она.— За то, чтобы ты успокоилась и перестала забивать себе голову неразумными мыслями.

Коньяк обжигающим шариком прокатился по горлу, я отпила кофе, закурила и предложила:

— Давай расфасовываться!

— Давай! — рассмеялась Юлия.— Для начала скажу, что стихотворение мне понравилось, не ожидала я, что

ты, при твоем-то характере, способна на такое. Но это так, реплика в сторону,— она тоже закурила, тряхнула головой и, подумав немного, сказала: — Вот представь себе, Лена, такую ситуацию. Девочку, которая любит и умеет шить, родители запихнули в педагогический институт, а ей там не нравится. Не интересно ей там. Она бросает институт и идет в портнихи. Отец хватается за лысину, мать — за сердце, и они в один голос твердят ей, что она сделала ошибку. А она сама считает, что ошибкой было бы терять время в институте. Кто прав, по-твоему?

— Конечно, девочка,— не раздумывая, сказала я.— Лучше быть классной портнихой, к которой клиентки в очередь записываются, чем весьма посредственной учительницей, которая будет ненавидеть свою работу и сделает несчастными своих учеников.

— Вот ты ответила на свой же вопрос. С точки зрения этой цыганки ты сделала ошибку, а со своей собственной... Ты не жалеешь о том, что так поступила?

— Нет,— твердо ответила я.

— То есть, если бы сейчас раздался звонок в дверь, вошел Орлов и повторил свое предложение, ты ответила бы так же? — уточнила она.

— Да! — подтвердила я.

— Вот и все! — она развела руками.— И нечего метаться. Ты выбрала свою дорогу одинокой бизнес-леди, успешного частного детектива, вместо того, чтобы стать плохой женой.

— Почему это плохой? — деланно возмутилась я, хотя сама прекрасно знала, что жена из меня никакая.

— А потому, Лена, что брак тебе противопоказан. Причем любой. Ты, дорогая, лидер по натуре, по складу характера, по воспитанию и, если свяжешь свою жизнь со слабым человеком, который будет, сидя у тебя под каблуком, по-собачьи преданно заглядывать в глаза, все терпеть и все прощать, то будешь презирать его за то, что он позволяет так с собой обращаться, и тяготиться им. Но и выкинуть его из своей жизни у тебя сразу, как только ты в нем разберешься, рука не поднимется — жалко же бедолагу, пропадет. Финал этой истории предрешен: в конце концов ты возненавидишь и его за его слабость, и себя за свою жалость к нему и выгонишь его. Так к чему все это начинать и трепать себе нервы? Проще просто не затеваться. А с сильным человеком у тебя будут постоянные междуусобные войны, которые уже ему быстренько надоедят и он, хлопнув дверью, уйдет.