Лилия Лукина - Судьбе наперекор...

— Нет, Слава,— твердо сказала я.— От этого дела я не откажусь, но обещаю, что буду вести себя очень осторожно и прислушиваться к твоим советам. Но я очень прошу вас обоих никому не говорить о том, что у меня будет ребенок. Это мое и только мое. Договорились?

— Вам виднее, Елена Васильевна,— ребята переглянулись.— Раз надо, будем молчать.

Как ни странно, но баба Варя отнеслась к новым условиям нашего существования гораздо спокойнее, чем я предполагала. Она внимательнейшим образом выслушала Вячеслава и со всем согласилась — раз так надо, то пусть так и будет, и даже обрадовалась, что будет теперь кому ей сумки таскать. Вячеслав же взялся охранять меня. Правда, на следующий же день выяснилось, что охраняет меня не только он.

— Пасут нас, Елена Васильевна. Причем внаглую,— сказал Слава, взглянув в зеркало заднего вида.— Вон та белая «Нива» за нами, как приклеенная, держится. Я сначала думал, что они просто тем же маршрутом едут, а потом решил проверить и начал петлять, а они прилипли к нам так, что легко их с хвоста не сбросишь. Надо Сергея вызывать!

— Слава! Не надо сюда ребенка впутывать. Я сейчас Панфилову позвоню,— я перепугалась насмерть и начала дрожащими пальцами набирать на сотовом его номер, но все время ошибалась.

— Ребенка? — воскликнул тем временем Вячеслав.— Вы не смотрите, что он с виду такой безобидный. Серега кандидат в мастера спорта по пятиборью и я бы очень сильно не советовал кому-нибудь его злить. Если бы вы тогда в Москве разрешили ему с тем мужиком разобраться, то от того, поверьте, мало бы что осталось.

— Не все так просто, Слава! — отрезвила я его.— Все очень-очень непросто! — и, услышав, наконец, в трубке голос Панфилова, почти заорала: — Владимир Иванович! За мной следят!

— Белая «Нива»? — тут же спросил он.

— Да... — растерялась я.

— Это охрана, Лена! У «Нивы» задача ездить за тобой, не таясь особо, но есть еще и вторая машина, которую ты можешь даже не пытаться искать — не найдешь. Неужели ты думаешь, что мы стали бы рисковать твоей жизнью?

— А предупредить меня заранее можно было? — я взвизгнула так, как сама от себя не ожидала.— Или вы считаете, что у меня нервы железные?

— Лена! Леночка! Упокойся! — начал оправдываться Пан.— Ну замотался я! Не успел! Кто же думал, что ты их засечешь?

— Это не я, а Вячеслав,— уже спокойнее заявила я.

— Вячеслав? Толковый парень! — одобрительно заметил Панфилов и попросил: — Ну, извини старика! Не сердись!

— Ладно! — буркнула я, отключив телефон, и объяснила Славе, как обстоят дела.

Он тут же воодушевился и решительно заявил:

— Ха! Пусть не надеются, что я эту вторую машину не определю! Вычислю, как миленьких! — Но у него это так и не получилось — видимо, специалисты там сидели классные.

Подъехав к областному архиву, я собралась было купить у сидевшей там всегда старушки жареный арахис, чтобы погрызть за работой, но ее не было — наверное, более прибыльное место себе нашла, подумала я и решила впредь запасаться чем-нибудь подобным заранее — скучно же целый день сидеть и в бумагах ковыряться. Работники архива относились ко мне почти как к, если не национальной, то уж героине местного масштаба точно, считая освободительницей от ненавистной всем Костровой и ее компании — на мой взгляд совершенно незаслуженно, но все равно приятно. Директор архива оказался милейшим и интеллигентнейшим человеком, который так настоятельно просил обращаться к нему в случае малейших затруднений, что я поняла — с ним обо мне разговаривали. Мне выделили персональный стол, халат и я с головой влезла в историю появления в нашем Заволжье первых немецких колонистов.

Во время торжеств в «Сосенках» по случаю помолвки, куда я вынуждена была поехать и где, несмотря на все искренние заверения в любви, дружбе и благодарности, чувствовала себя очень неуютно (еще более неуютно чувствовала себя, наверное, только Нина Максимовна), Пан передал мне справку о фирме «HFL». Просмотрев ее уже дома, я ни на шаг не приблизилась к разгадке этой истории.

Ну и что, что Гуго фон Лоринг родился в Баратове в 1899-м году, что он выпускник Берлинского университета, что закончил войну в чине капитана инженерных войск на Западном фронте, что американцы, в чью оккупационную зону он попал, не сочли его военным преступником и он смог уехать сначала в Аргентину, потом в Колумбию, где женился на Дорис Визель и умер в 1981-ом году. В наркоторговле, которая всегда ассоциируется с Колумбией, ни он, ни его сын Готтфрид, ни единственный ребенок последнего, дочь Марлен, не замечены — обычные законопослушные граждане, честные, причем очень богатые, налогоплательщики. Ну и зачем Готтфриду завод, спрашивается, думала я, рассматривая фотографии Лорингов — ничего особенного, обычные, ничем не примечательные люди: светло-рыжие волосы, зеленоватые водянистые глаза, вялые, безвольные подбородки — было в их лицах что-то очень неприятное, непонятно что, но было. Да-а-а... Вырождается немецкая аристократия!

Директор архива отрабатывал свое возвращение на прежнюю должность, которое произошло, как я подозреваю, не без участия Матвея, на совесть — меня завалили документами. Причем, поняв, что одной мне не справиться, он дал мне в помощь Ирочку, для которой копаться в старых бумагах было истинным наслаждением.

Валя настоятельно порекомендовала мне как можно больше гулять и каждый вечер я в сопровождении ребят, которые шли по бокам от меня, внимательно посматривая по сторонам, отправлялась на Набережную подышать свежим воздухом, а заодно обдумать то, что мне удавалось узнать за день — иногда много, иногда совсем чуть-чуть. Но информация о том, кто из Лорингов когда родился, женился, умер, приобрел какую-то недвижимость и так далее, никак не проясняла столь пристальный и настойчивый интерес Готтфрида к заводу. Матвей меня не торопил — ведь он со слов Ирочки знал, как обстоят дела, зато Наумов проявлял все большее и большее нетерпение. И его легко было понять — от этого зависела его жизнь, его будущее. Да еще и Солдатов, правильно понявший мой намек и позвонивший мне тем же вечером, заметно нервничал — уж очень ему не терпелось вернуться к привычной работе, пусть даже в качестве моего заместителя.

Баба Варя все так же крутилась по дому, стремясь повкуснее накормить меня, Васька толстел и становился все более и более ленивым. Валя, которой я, несмотря на все ее возражения, все равно доплачивала сверх официально оговоренных расценок, самым внимательным образом следила за нашим с малышом здоровьем, не находя, слава богу, ничего настораживающего, а я прятала свой подрастающий животик под просторным кардиганом, так что ни Ирочка, ни Юлия, которая иногда забегала ко мне в гости, ничего не заметили.