Нил Гейман - Череп Шерлока Холмса

Неподалеку от местного рынка я снял квартирку. Вы будете смеяться, Ватсон, но квартира из трех комнат на втором этаже обошлась мне за год примерно в один фунт. Хотя квартира и считалась со всеми удобствами, ватерклозет находился во дворе (что довольно неудобно, учитывая тибетский климат), а ванной не было вообще. Местные жители, если им вдруг захочется помыться, смачивают полотенца в горячей воде и обтираются. Правда, такое желание возникает у них достаточно редко. По-настоящему же тибетцы моются раз в год… Устроившись на квартире, я отправился на базар порасспросить о появлявшихся здесь европейцах, а заодно попрактиковаться в разговорном тибетском языке, — продолжил Холмс после небольшой паузы. — Подойдя к рынку, я услышал барабанный бой и пронзительный свист флейт. На рыночной площади разыгрывалось какое-то представление. Актеры, изображавшие, как я мог понять по их костюмам, демонов, сталкивались и расходились в танце, а несколько монахов подыгрывало им на маленьких барабанчиках и свирелях. Я знал, что в Тибете господствует секта «гелуг-па», или «желтошапочники», как их называют в Европе. Однако на этих монахах были какие-то высокие темные шапки со свисающими с их верхушек лентами. В представлении наступил перерыв, и монахи стали обходить зрителей, собирая пожертвования. Один из них приблизился ко мне, и я дал ему несколько монет, отсчитывая по одной, чтобы лучше успеть рассмотреть монаха, — лицо моего друга помрачнело. — Мои самые ужасные опасения подтвердились — флейта, зажатая у него в руке, явно была сделана из человеческой кости. Берцовой, — уточнил Холмс.

— А может быть… — хотел предположить я, но мой друг меня перебил.

— Не может быть, любезный Ватсон. Обезьяны таких размеров в Гималаях не водятся…

Наш разговор прервала миссис Хадсон, вошедшая в комнату с запечатанным конвертом в руках:

— Мистер Холмс, вам депеша из Скотланд-Ярда, — сказала она.

Шерлок Холмс живо обернулся.

— А, наконец-то! — воскликнул он, принимая письмо. — Спасибо, миссис Хадсон. Быстро же они управились! Заметьте, Ватсон, я никогда не скрывал, что невысоко оцениваю нашу полицию, но следует признать: за последние годы они научились, по крайней мере, действовать достаточно оперативно, — говоря это, он распечатывал письмо или, вернее, объемистую бандероль с несколькими сургучными печатями. Это оказалась пачка листов, исписанных, как я заметил, четким канцелярским почерком.

Подойдя к окну, Холмс углубился в чтение. Меня снедало любопытство, но я пересилил себя и вместо того, чтобы заглядывать через плечо моего друга, принялся неторопливо раскуривать свою трубку. Холмс тотчас сказал, не отрываясь от чтения:

— Лестрейд был так любезен, что прислал мне копию досье на погибшего. Угадайте, друг мой, кем был в прошлом этот русский?

— Право, затрудняюсь… — пробормотал я. — Князем? Прожигателем жизни?

Холмс бросил бумаги на стол и улыбнулся.

— Не гадайте, Ватсон. Господин Раковски в молодости был одним из тех самых русских революционеров-террористов, чьи предшественники убили царя Александра. Сам он участвовал в нападении на видного чиновника Министерства внутренних дел в окрестностях города… — Холмс прочитал по слогам: — Пол-та-ва… Так вот, наш герой был, что называется, настоящим сорвиголовой. Он верхом настиг чиновника, ехавшего в карете, и, перепрыгнув в карету, заколол его кинжалом. Затем, правда, его деятельность была менее эффектна, хотя по-прежнему связана с движением русских анархистов. Будучи весьма талантливым инженером, он занимался изготовлением адских машин, которыми пользовались террористы. Опасаясь полицейских преследований, по чужому паспорту уехал в Швейцарию, а десять лет назад осел в Лондоне. Ну? Что вы скажете на это?

Прежде чем ответить, я взял в руки досье, присланное маленьким инспектором.

— Я бы считал весьма вероятным мотивом преступления месть, — осторожно ответил я (в том, что имело место именно преступление, но никак не несчастный случай, Холмс вполне меня убедил). — Либо со стороны русской секретной службы, либо со стороны бывших сообщников по террористической организации.

— Что же, вполне логично, — заметил Холмс. Ободренный этим, как мне показалось, согласием, я продолжил уже более уверенно:

— Тем более что за то самое убийство чиновника он был заочно приговорен к смертной казни! Видимо, русские сочли необходимым в конце концов привести приговор в исполнение. Разумеется, они не хотели, чтобы кто-либо заподозрил убийство. И постарались представить дело так, будто произошел несчастный случай.

Пока я говорил, Холмс расхаживал по комнате, заложив руки за спину и поощрительно покачивая головой.

Я отложил пакет в сторону и закончил:

— Думаю, исчерпывающие сведения об этом деле хранятся в русском консульстве.

При этих словах Холмс прекратил мерить шагами комнату и хлопнул в ладоши:

— Великолепно, Ватсон! Последняя фраза свидетельствует, что, при всей ложности вашей версии, вы понимаете необходимость консультации с русскими дипломатами!

— Ложности? — смущенно пробормотал я. — Но почему — ложности?

— Потому, дорогой мой, что вы приписываете правительству великой державы действия, более подходящие какой-нибудь разбойничьей шайке, — ответил Холмс. — Впрочем, иной раз случается и такое. Но главная ваша ошибка в том, что вы не потрудились дочитать сведения, присланные Лестрейдом, до конца. А там говорится, что господин Раковски, с началом войны, движимый патриотизмом, раскаялся, самолично явился в консульство и через короткое время получил прощение российского правительства, а также разрешение вернуться на родину. И то сказать — последние годы он вел спокойную и вполне добропорядочную жизнь, был сотрудником Британского музея… — Холмс улыбнулся: — Жаль, у меня не хватило терпения выслушать вторую вашу версию — месть со стороны сообщников. Поэтому сразу же скажу: прежние сподвижники господина Раковски тоже стали вполне респектабельными гражданами, а некоторые даже получили видные посты в государственных учреждениях. В том числе и в полиции.

— Погодите! — воскликнул я. — Вы сказали — он получил разрешение вернуться на родину?

— Именно так.

— Почему же он им не воспользовался?

— Видимо, у него были на то веские причины, — ответил Шерлок Холмс.

Я хотел спросить, какие причины он имеет в виду, но тут в комнату вошла миссис Хадсон. Вид у нее был весьма обиженный. Она молча водрузила заварочный чайник на наш стол, после чего обратилась к моему другу с неожиданной горячностью:

— Мистер Холмс, неужели вы собираетесь покинуть мой дом на старости лет — дом, который столько лет служил вам?..