Лора Роулэнд - Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

— Отпусти ее! — закричала я.

Мужчина сильнее навалился на женщину. У нее вырвался стон агонии, и она умолкла. Он глянул в мою сторону, и мне на миг открылось его лицо, бледное и неясное над черной одеждой. Он отпрыгнул от женщины. Она рухнула на землю, а он метнулся в дальний конец проулка, где растворился в яркости солнечного света.

Я поспешила в проулок. От кирпичной стены веяло затхлой сыростью. Мои башмаки разбрызгивали жидкую грязь между булыжниками. Я наклонилась над женщиной:

— Сударыня, как вы? — сказала я, задыхаясь от возбуждения и страха.

Она лежала неподвижно. Кровь. Огромное багряное пятно крови растекалось по корсажу ее серого платья, а между ребер торчала деревянная рукоятка ножа. Охнув, я отшатнулась; прижала ладонь ко рту, подавляя тошноту. Мое сердце отчаянно заколотилось, его удары усугубили мою мигрень, едва мой исполненный ужаса взгляд упал на лицо женщины. Обрамленное полями соломенной шляпки и растрепанными белокурыми волосами, оно было белым, как бумага. Открытый рот, незряче глядящие глаза. Ледяная маска смерти заморозила ужас, исказивший ее черты. Я испытала новое потрясение, узнав их.

Мертвой женщиной была Изабель Уайт.

Спотыкаясь, я выбралась из проулка в объятия Энн. Она привела слуг из «Кофейни Капитула», а они сбегали за констеблем, который велел мне подождать, пока он будет осматривать труп Изабели Уайт. Происходящее привлекло зевак, Патерностер-роу заполнила шумная толпа, и все ели глазами меня, сидящую у начала проулка на стуле, который кто-то принес. Волны тошноты, дрожь и слабость терзали меня. Мне еще никогда не доводилось видеть убитых, и я была ввергнута в сильнейшее расстройство чувств. Энн стояла рядом со мной, предлагая немое утешение. Я закрыла глаза, но не могла изгнать из памяти картины крови, ножа и самого страшного — пристального незрячего взгляда Изабели Уайт. Отчаянно борясь с подступающей рвотой, я желала только одного: оказаться дома в мирном уединении Хоуорта.

Констебль вышел из проулка и встал рядом со мной. Он был облачен в брюки цвета индиго и такой же мундир со сверкающими пуговицами. Настороженные голубые глаза на лице, показавшемся мне лисьим. Из-под черного цилиндра торчали ржаво-рыжие баки.

— Я полицейский констебль Диксон, — сказал он.

Я только один раз имела дело со стражами закона, когда к нам домой явился помощник шерифа и потребовал, чтобы Брэнуэлл либо заплатил свои долги, либо отправлялся в тюрьму. Я страшилась власти блюстителей порядка, а в столице полицейские казались мне не менее угрожающими, чем лондонские воры, мошенники и головорезы, которых они присягали ловить.

Я пугливо смотрела на дубинку, подвешенную к его поясу. Толпа слушала, пока я рассказывала, что видела, а констебль записывал мои слова. Он сказал:

— Вы разглядели злоумышленника, мисс?

Вновь переживая случившееся, я дрожа покачала головой.

— В проулке было темно, а я близорука. Но одежда на нем была темная, как и шляпа. — Я робко высказала предположение: — Разве не надо начать его поиски?

— Ну, мисс, Лондон большой город, и мужчин, отвечающих такому описанию, в нем предостаточно, — сказал констебль. — Может, вы припомните что-нибудь еще?

Я напрягла память, но тщетно.

— Нет, сэр. Но убитую женщину я знала. — Толпа всколыхнулась от любопытства. — Ее звали Изабель Уайт.

— Значит, ваша знакомая? — сказал констебль Диксон, записывая.

— Не совсем, — сказала я, хотя ощущение товарищеской близости с Изабелью внушало мне чувство, будто я потеряла дорогую подругу. В горле у меня поднялись слезы с привкусом желчи, и я судорожно их сглотнула. — Я и моя сестра ехали в Лондон в одном купе с ней. — Я описала странное поведение Изабели. — Может быть, тот, кого она боялась, последовал за ней сюда и убил ее?

— А вы не знаете, кто это мог быть?

— Мисс Уайт не сказала.

— Интересная теория, мисс, — сказал констебль Диксон, его вежливый тон дышал снисходительностью. — Но, весьма возможно, произошел грабеж, и грабитель убил даму, поскольку она воспротивилась и не отдала ему кошелек. Только он его, видно, все-таки заполучил, потому как при ней ничего нет.

— Но я не могу поверить, что он был простым грабителем, — возразила я. — Он был одет, как джентльмен.

— А! — констебль Диксон умудренно кивнул. — Значит, был это ловкач-франт. — Заметив мое недоумение, он пояснил: — Ловкачи-франты — это преступники, которые одеваются пошикарнее и ошиваются в банках. Чуть увидят, как кто-нибудь забрал кучу денег, они его выслеживают и грабят. Похоже, так и случилось с мисс Уайт. — Констебль закрыл записную книжку.

Он меня не убедил. Хотя я понятия не имела, как раскрываются преступления, и сознавала всю дерзость и опасность попытки советовать полицейскому, что следует делать, я почувствовала себя обязанной сказать:

— Мисс Уайт упомянула, что служила гувернанткой в доме некоего мистера Джозефа Локка в Бирмингеме. Возможно, он мог бы помочь вам установить ее убийцу.

Лицо констебля Диксона вспыхнуло раздражением.

— Возможно, мог бы, мисс, а возможно, и нет. — По его взгляду я поняла, что меня он считает глупой истеричкой. — У полиции хватает дел и без того, чтобы рыскать по всей Англии неизвестно за кем.

— Значит, вы не собираетесь дальше расследовать смерть мисс Уайт? — сказала я, встревоженная его видимым намерением списать это убийство на неизвестного преступника, отыскать которого невозможно.

Мое тело сотрясала дрожь. Энн вытерла испарину с моего лба, и я боялась, что меня вот-вот вытошнит.

— Я доложу об этом деле по начальству, — напыщенно сказал констебль Диксон, — и, если оно сочтет, что необходимо расследование, им займутся. А теперь, мисс Бронте, если вы меня извините… — Он прощально коснулся полей шляпы, а затем добавил: — Лучше прилягте. Вид у вас не очень хороший.

Тут я должна прервать мой рассказ о том, что происходило со мной после смерти Изабели Уайт, и сосредоточить внимание на другом фрагменте в гобелене моей истории. Читатель, отведи глаза от бедной Шарлотты Бронте, съежившейся на стуле, и сосредоточь свой умственный взор на толпе, заполнившей Патерностер-роу. Ты видишь мужчину, который следит за происходящим с особым интересом? Ему примерно лет тридцать пять, стройная сильная фигура; черный сюртук, брюки и шляпа того же цвета. Лицо в обрамлении непокорных черных волос — худое и смуглое. Что-то есть в его чертах от гордого сокола. Ты видишь его глаза — сверкающего хрустально-серого оттенка, сосредоточенные на мне?

Я была слишком поглощена своими мыслями, чтобы его заметить, и только позже узнала, что он был там. Звать его Джон Слейд, хотя некоторые люди — включая меня — знали его под разными другими именами. Мистер Слейд, дослушав вышеизложенный обмен фразами, проследил, как моя сестра увела меня в «Кофейню Капитула». Его лицо ничем не выдало его отношения к тому, чему он был свидетелем. Он быстро покинул Патерностер-роу, остановил кеб и поехал по Флит-стрит, по оживленному Стрэнду, через Ковент-Гарден, чтобы сойти в Севен-Дайлс. По сторонам узкой извилистой булыжной улицы смотрели закопченные окна, будто слепые глаза грязных обветшалых трущобных домов. Глубокие сточные канавы разили вонью экскрементов: крысы и бродячие псы искали чем поживиться на мусорных кучах. Севен-Дайлс — место отчаяния, обиталище потерянных душ.