Лора Роулэнд - Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

— Мой дорогой Джордж часто занят своим делом двадцать четыре часа в сутки. — Ее материнский тон был полон любви. — Он трудится так усердно!

— Как похвально, — сказала я с облегчением, что, видимо, темой разговора буду не я.

— И притом он такой внимательный сын и брат, какого только можно пожелать, — сказала миссис Смит. — Как бы ни был он занят, у него всегда находится время для семьи.

Да, я сама заметила любовь моего издателя к своим близким — и особенно к матери.

— Мы с Джорджем всегда были наилучшими друзьями, — сказала миссис Смит, когда горничная подала нам кофе. — Думаю, я знаю его, как никто другой. — Ее улыбка была невероятно похожа на улыбку ее сына. — И, надеюсь, вы извините хвастливость матери, если я скажу, что безмерно им горжусь.

Я кивнула, стараясь понять, к чему ведет этот разговор.

Сестры Смит запели новый романс. Миссис Смит сказала:

— Но, как Джордж ни занят, скоро он должен будет сделать важнейший шаг, который изменит его жизнь. — Тон ее стал заговорщицким. — Вы понимаете, что я подразумеваю женитьбу?

Меня стало одолевать предчувствие чего-то неприятного, хотя я и вообразить не могла, чего именно.

— Выбор подруги жизни нелегок для моего Джорджа. Где бы он ни появлялся, барышни так и вьются вокруг него. — Миссис Смит подняла и опустила руки жестом шутливой беспомощности. — Но вы понимаете его притягательность для прекрасного пола, не правда ли?

Ее губы по-прежнему улыбались, но глаза стали жесткими, как кремень. Она заметила мое восхищение ее сыном и не скрывала своего неодобрения. Как унизительно, что мои чувства оказались столь очевидны!

Миссис Смит засмеялась, и в ее смехе слышалось презрение.

— Но я не сомневаюсь, что мой милый Джордж, когда настанет время, сделает хорошую партию. Его жена должна быть равной ему молодостью, красотой, обворожительностью и состоянием. В конце концов, подобное заслуживает подобного, вы согласны?

Машинально кивая, я испытала еще большее смущение, сообразив, что миссис Смит, которая не имела понятия о сути отношений между мной и Джорджем, решила, будто я наметила его в женихи. Она предостерегала меня держаться от него подальше, потому что я слишком стара, слишком невзрачна, слишком неловка и слишком бедна для ее сына! Хотя я никогда даже не мечтала о том, чтобы выйти за него, я сгорала от унижения. Как я жалела, что не могу ей сказать, что своим благосостоянием «Смит, Элдер и Компания» во многом обязаны знаменитой книге, автором которой была я. Но я лишь поднесла чашку к губам и глотнула кофе, горький, как яд. Открыть мой секрет я не могла.

— Мистер Смит был крайне внимателен ко мне, — сказала я только, желая, чтобы его мать узнала, что у меня была причина подумать, будто я ему не безразлична.

Самоупоенность на лице миссис Смит сменилась злобой. Она насмешливо улыбнулась мне.

— Мой милый Джордж одаряет своей добротой всех. Часто люди толкуют его побуждения как сердечную склонность, хотя он лишь выказывает сочувствие тем, кто в нем нуждается. А иногда его дело требует, чтобы он терпел общество людей, не принадлежащих к его кругу.

Мое сердце сжалось, будто стиснутое огромным кулаком. Аромат роз обрел тошнотворность. Печальная правда теперь стала ясной: ухаживания Джорджа Смита за мной объяснялись его интересом ко мне как Карреру Беллу, но не как к Шарлотте Бронте. Наконец я поняла, почему он так настаивал, чтобы я уехала из Лондона. Он хотел, чтобы Каррер Белл был вне опасности и мог писать книги для «Смита, Элдера и Компании».

Миссис Смит смотрела на меня с выражением чванного торжества.

— Разумеется, вы поймете меня, когда я скажу, что мой милый Джордж, вступая в брак, не разочарует свою мать и не поставит под угрозу собственную карьеру?

Когда Джордж Смит вошел в гостиную, я не посмела даже взглянуть в его сторону.

На следующее утро мы с Энн посетили Томаса Котли Ньюби, издателя, чьи махинации вынудили нас приехать в столицу. После неприятного разговора, в течение которого мы обличали его, а он настаивал, что произошло всего лишь недоразумение, я повела Энн в Национальную галерею на Трафальгарской площади. Небесный купол над нами оставался безоблачным, пока мы шли мимо памятника адмиралу Нельсону. Площадь представилась мне достойным символом английской военной мощи. Я ощутила себя гражданкой великого королевства, которое нанесло поражение Наполеону и с тех пор правит морями, не имея соперников, во главе империи, чья власть простирается над Индией, Австралией, Новой Зеландией и Африкой. Пока на протяжении нашего века мятежи раз за разом ввергали Европу в судороги, Британия сохранила устойчивость — армия усмирила чартистские демонстрации, которые этой весной будоражили Лондон. На площади лоточники продавали безделушки посетителям, потоки которых вливались и выливались из церкви Святого Мартина на Полях; голуби порхали, схватывая хлебные крошки, которые бросали дети. Всюду царило спокойствие. Мы с Энн присоединились к потоку, направлявшемуся в галерею, греческий фасад которой господствовал над площадью. Созерцание прекрасных картин всегда доставляло мне большое наслаждение, а прохладные, гулкие залы хранили творения моих любимых художников; и все же они не могли ни угасить моего стыда из-за Джорджа Смита, ни утишить боль вновь обманутой надежды.

— Милая Шарлотта, ты выглядишь огорченной, — сказала Энн, когда мы вошли в следующий зал. — Тебя тревожит смерть Изабели Уайт?

— Да. — Я предпочла бы умереть, чем признаться, как обманывалась касательно мистера Смита, а Изабель Уайт все еще тяжело тяготела над моими мыслями. — Я сомневаюсь, что могу положиться на помощь мистера Смита в изобличении того, кто убил Изабель. Боюсь, как-либо содействовать раскрытию ее убийства мне одной не по силам.

— Может быть, это к лучшему, — подхватила Энн. — Я буду рада вернуться домой. Там никто не станет выслеживать тебя или проникать в наши комнаты.

Перспектива расставания с Лондоном на следующий день только усугубила мою тоску. Рассеянно бродя по залам, я потеряла Энн в толпе и вошла в зал итальянской живописи. В безлюдном сумрачном помещении на меня сверху вниз смотрели из своих золоченых рам средневековые герцоги, патрицианки и мадонны. Отдаленные звуки города рождали жутковатое эхо, будто шепоты из прошлого. Незнакомец возник передо мной столь внезапно, словно он материализовался из воздуха.

— Мисс Бронте? — сказал он.

Услышав свою собственную фамилию, я застыла на месте. Вздрогнув, я уставилась на черный сюртук на уровне моих глаз. Мой взгляд скользнул вверх к белому воротничку и белому шарфу, свидетельствующим, что передо мной священник, а затем достиг его лица. Проницательные черты, смуглость, оттененная намеком на тщательно сбриваемую бороду. Волнистые черные волосы падали на лоб над серыми глазами поразительной ясности и блеска. Глядя в них, я испытала особое электризующее ощущение узнавания, однако человек этот был мне абсолютно не знаком.