Виктор Пронин - Ночь без любви

Да, так бывает. Человек разумно тратит большие деньги в мечтах, а стоит ему найти на дороге четвертную, его сердце колотится до следующего утра. Автору известен случай, когда женщина, найдя сотенную, потеряла сознание. С тех пор прошло много лет, но до сих пор эта находка — самое яркое впечатление в ее жизни. К то знает, может быть, в последний миг перед ее затухающим взором промелькнет мятая сотня, обещая все радости мира и не давая их, кто знает. Помня об этом, Автор оставил свой стол и со скоростью мысли примчался на заводской двор, едва успел Анфертьев опуститься на холодную скамейку.

«Все остается в силе», — добавил Автор, видя неуверенность Анфертьева.

«Посмотрим», — недоверчиво сказал тот и неприязненно посмотрел на Автора. Так же вот смотрит хозяин на слесаря, который пришел чинить ему унитаз.

«Света успеет вернуться к обеду. Шпингалет сработает. Об этом тоже не беспокойся. Ты помнишь о шпингалете?»

«Помню! Дальше!» — нетерпеливо бросил Анфертьев.

«Борис Борисович останется в пиджаке. Он слегка простыл, когда вчера возился с машиной».

«Что же делать?» — Анфертьев капризно скривил губы.

«В кабинете висит его пальто».

«А на кой мне пальто Квардакова?»

«В карманах мелочь».

«Ну и что?»

«Не могу же я тебе все время подсказывать. В конце концов, ты собрался на это дело, а не я… Пальто ничуть не хуже. Даже лучше. Безопаснее. И если уж тебе все так тяжело дается, могу сказать… В буфет завезли кефир».

«Не может быть!» — воскликнул Анфертьев.

«Завезли. Пришлось поработать», — скромно заметил Автор.

«Вот за это спасибо! — с воодушевлением сказал Анфертьев, поднимаясь. — Это уже кое-что».

И он быстро, не оглядываясь, зашагал к заводоуправлению. Но прежде чем войти в дверь, обернулся. Скамейка была пуста. Анфертьев нервно взбежал на второй этаж, подошел к запертому буфету и, наклонившись, приник к еле заметной щели. В тесном закутке мерцали голубовато-зеленые бутылки с кефиром. Все правильно, четыре ящика. Бутылки, видимо, совсем недавно стояли в холодильнике — на них сверкали маленькие капельки влаги. Проволочные ящики тихонько вздрагивали от ударов кузнечного пресса в соседнем цехе, и из буфета доносился еле слышный перезвон бутылок.

Спустившись в бухгалтерию, Анфертьев увидел, что Света на месте. Что-то она рановато сегодня, подумал он.

— Что-то ты рановато сегодня, — не удержавшись, сказал Вадим Кузьмич.

— Представляешь, как повезло! — радостно откликнулась Света. — Только подъезжаем к банку, а тут директор. Здрасьти, говорит, Светлана Николаевна, что-то вас давно не видно! И под локоток, под локоток в общий зал, к окошку. Выдайте, говорит, срочно, это мое личное указание! — Света рассмеялась.

Что-то заставило Анфертьева обернуться, и он на секунду сквозь раскрытую дверь увидел всеведущую физиономию Автора. Дверь захлопнулась, и Автор исчез. Да и был ли он?

— А в буфет кефир привезли, — промолвил Анфертьев как бы между прочим. И хотя слова его были негромки и сказаны безразличным тоном, в бухгалтерии, в самых дальних и ближних ее углах, наступила тишина. Из своей каморки выглянула даже Зинаида Аркадьевна и настороженно уставилась на Вадима Кузьмича.

— Вы что-то сказали, Вадим Кузьмич? — спросила она.

— Кефир, говорю, завезли.

— Ну и шуточки у вас! — Зинаида Аркадьевна хотела было уйти, но что-то ее остановило.

— Сам видел, — сказал Анфертьев, пожав плечами.

— И молчите?! — возмутилась главный бухгалтер, с грохотом закрыв дверь. Впрочем, она тут же вновь раскрыла ее и спросила у Светы: — У вас нет лишней авоськи?

— Лишней нет… Но вы можете взять мою, — виновато ответила Света. — Если вам нужно.

— Спасибо, Светочка! Спасибо, милочка! — Зинаида Аркадьевна что-то сделала со своим лицом, оно сморщилось так, что на нем затерялись и исчезли все черты. Потом Зинаида Аркадьевна еще что-то сделала, и черты проступили снова, правда, немного другие, но все же главного бухгалтера можно было узнать.

Женщины затихли, прикидывая емкость сумочек, и мысленно были уже там, на втором этаже, уже толпились у буфета. Но пока они были еще в бухгалтерии, пока до обеденного перерыва оставалось еще минут пятнадцать. Однако, когда женщины устремили свои взоры на часы, стрелка, не выдержав массового гипноза, прямо на глазах поползла к двенадцати.

Не дожидаясь, пока стрелка коснется вертикальной черточки, Анфертьев позвонил своей жене Наталье Михайловне в ее далекий и недоступный институт, где она общалась со своенравными пылинками. Наталью Михайловну долго искали, бегали за ней по коридорам, объявляли по местному радио, и Анфертьев слышал в трубке голос диспетчера: «Наталья Михайловна Анфертьева! Вам нужно срочно подойти к телефону! С вами будет говорить ваш муж! Наталья Михайловна! Ваш муж срочно вызывает вас к телефону!»

— Слушаю! — прозвучал наконец в трубке запыхавшийся сипловатый голос.

— Тут у нас кефир завезли, — сказал Анфертьев, и вся бухгалтерия посмотрела на него с уважением — прекрасный семьянин, заботливый отец, любящий муж. — Может, взять?

— И ты спрашиваешь?! — привычно возмутилась Наталья Михайловна, поскольку она частенько возмущалась словами, поступками, самим видом Вадима Кузьмича. — Конечно! Возьми пять бутылок. Деньги найдешь?

— Найду, — подумав, сказал Вадим Кузьмич. — Надеюсь, мне без очереди разрешат взять, учитывая, что я первым принес эту новость, — он вопросительно посмотрел в бухгалтерское пространство.

— Разрешим, разрешим, — закивало, заулыбалось пространство.

И опять все пятнадцать женщин, впрочем, вполне возможно, что их было пятеро, с таким напряжением уставились на минутную стрелку, и столько было в их глазах нетерпения, мольбы и страсти, что стрелка, замедлившая было свой ход, с новой силой рванулась к заветной цифре «двенадцать», когда всем можно будет сорваться с места и помчаться, помчаться, помчаться по стонущей лестнице на второй этаж, где в запертом помещении стояли четыре ящика с кефиром.

Поведение стрелки никого особенно не удивило, бухгалтеры частенько прибегали к подобным шалостям. Однако они знали меру и не озорничали со временем в конце квартала, месяца, года. Дело в том, что в те самые мгновения, когда они дружными усилиями ускоряли бег часов в своей комнате, сами собой передвигались стрелки и на всей территории завода — в цехах, на столбе у проходной, в кабинетах и конструкторских бюро и даже на волосатой руке директора Подчуфарина. Никто не догадывался о бухгалтерских проказах, и все только дивились тому, как трудно в иной день выполнить производственное задание. Казалось бы, всего в достатке — и сырья и заказов, и никто не прогулял, и начальство на месте, нигде не ездит, не совещается, не конференничает, а план выполнен процентов на семьдесят, не больше…