Леена Лехтолайнен - Змеи в раю

Санна немного встряхнулась, когда в ее жизни появился Маке, — так всегда бывает, когда в жизни женщины появляется новый друг. Маке был гораздо приличнее всех ее прочих мужчин, тогда он пил совсем немного… И Санна решила, что нашла мужчину своей жизни. Она так радовалась, что праздновала это событие каждый вечер…

В день своего тридцатилетия она решила выпить бутылку водки, стоя в море у волнореза. В том году была мягкая зима, море даже не замерзло. Маке отключился где-то на берегу, а Санна шла по мелководью вдоль берега, постепенно заходя все дальше в море. Была среда, на берегу никого. Маке нашел какой-то прохожий, выгуливавший на берегу собаку, и вызвал полицию. И лишь в участке вдребезги пьяный и чуть не до смерти замерзший Маке сообразил, что с Санной что-то случилось.

А на следующий день волны прибили тело девушки к берегу. На ее письменном столе между черепом и черной свечой лежала книга Сильвии Плат, открытая на страницах любимого стихотворения Санны «I am a smiling woman. I am only thirty. And like a cat I have nine times to die». Ну, ты, наверное, знаешь перевод: «Я улыбаюсь. Мне только тридцать. И, как кошка, я девять раз умру…»

Арми и Киммо сочли это доказательством ее самоубийства. Но при вскрытии в крови обнаружилось много алкоголя и успокоительных препаратов, поэтому они решили, что произошел несчастный случай.

— То есть они даже не сомневались?

— Аннамари сначала хотела привлечь Маке к ответственности за случившееся, но Эки Хенттонен и Хенрик ее образумили. Если бы Маке сел в тюрьму, это ничего не изменило бы. Тем более что Маке не тащил Санну в воду, никто не заставлял ее идти в море, она сама туда зашла. Добровольно. — Антти подобрал остатки подливы хлебом и запихнул его в рот. — И все-таки мне кажется, что вокруг семейства Хяннинен происходит слишком много странных вещей. Сначала Санна. Затем, после многих лет тщетных попыток забеременеть, у Маллу случается выкидыш и она расходится с мужем. А теперь Арми и Киммо…

— Выкидыш и развод? Расскажи мне немного о Маллу.

— Я знаю о ней совсем немного. Сестра Арми. По специальности — строитель-проектировщик, сейчас без работы. Замужем за неким Теему Лааксоненом, который тоже, кажется, работает по какой-то технической специальности. Арми говорила, что сестра никак не могла забеременеть, наконец в декабре это случилось, а в марте произошел выкидыш. И этот Лааксонен от нее съехал. — Антти криво усмехнулся. — Звучит просто ужасно, хотя в жизни такое случается сплошь и рядом.

— Вот досада, — сказала я не задумываясь, и мы оба улыбнулись, хотя тема была совсем не веселой.

Я решила, что успею заехать к родителям Арми, если возьму старую служебную «хонду». Мне совсем не хотелось беспокоить их, но у меня не было выбора — они знали Арми лучше всех.

Я оставила маленькую черную служебную «хонду» во дворе небольшого облезлого домика на полтора этажа. Издали доносились крики играющих детей. Я поднялась на крыльцо и прислушалась — за дверью стояла гробовая тишина. Дверь открыл светловолосый худощавый мужчина — наверное, отец Арми. Не произнеся ни слова приветствия, он жестом пригласил меня войти.

После архитектурных излишеств домов в Тапиоле обстановка в гостиной семейства Мяенпяя показалась мне привычной и более домашней. Обои с крупным цветочным рисунком, потертый плюшевый диван с креслами — все было знакомым и привычным с детства. На полках стояли хрустальные бокалы и сувениры из разных стран, немного книг, которые при более внимательном рассмотрении оказались отдельными томами из собраний сочинений различных писателей.

На диване сидела женщина и, громко всхлипывая, плакала. У нее так опухло лицо, что глаза превратились в маленькие, едва различимые щелочки. Она была одета в мятую юбку и заношенный свитер, который, казалось, не снимала даже на ночь. Женщина даже не повернула головы в мою сторону, глядя куда-то сквозь стену.

— Опять полиция? — В гостиную вошла бледная девушка в черной одежде. Маллу, сестра Арми. Мы с ней разговаривали в пятницу вечером у Хянниненов, но, видимо, она меня не узнала. — А, на этот раз прислали женщину, — продолжила она. — Надеюсь, с вами будет проще, чем с этими тупыми мужиками, которые топчутся у нас все время. Вы уже третий человек из полиции за последние сутки. И всем по очереди приходится повторять то, что могут подтвердить по меньшей мере двадцать человек. Мои родители вчера целый день провели в поездке, организованной клубом пенсионеров.

— Я не из полиции. Мы с вами встречались позавчера на вечеринке у Хянниненов.

— Ах да, вспомнила — ты подружка Антти. Только как-то по-другому выглядишь, не как тогда. А зачем — прости, забыла, как тебя зовут, — зачем ты к нам пришла?

— Мария Каллио. Я работаю в юридической консультации у Эки Хенттонена. И в настоящее время консультирую Киммо Хяннинена. — Мне показалось, Маллу застыла при упоминании имени Киммо.

Сидевшая на диване женщина, напротив, встрепенулась и посмотрела на меня мутными глазами. Слезы снова полились по бледным щекам, и Маллу, утешая, обняла ее и ласково прижала к себе.

— Мне очень жаль, что с Арми произошло такое несчастье, — сказала я в сторону плачущей женщины.

— Так вы та самая Мария Каллио, которая нашла тело нашей дочери? А тебя полиция не подозревает в совершении этого убийства? — спросила Маллу на удивление деловым тоном.

Она угодила в точку. Никто не высказывал открытых подозрений, закон не запрещал мне представлять интересы обвиняемого, но с моральной точки зрения мое положение было довольно сомнительным. Я даже немного удивлялась, почему Перец не заинтересовался моей персоной. Видимо, он был настолько уверен в виновности Киммо, что решил просто не тратить понапрасну энергию.

— Полицейские почти ничего нам не рассказали… Только то, что Арми задушили… А она… ее… С ней больше ничего не сделали? — глухим голосом спросил отец Арми. Разумеется, он имел в виду изнасилование; отцы часто задают подобный вопрос, когда происходит убийство дочери.

— Арми задушили, но больше с ней ничего не сделали.

Больше ничего. Словно этого было мало.

— Скажите, она очень страдала? — выдохнула сквозь слезы мать.

Я вспомнила синее лицо убитой девушки, вываленный набок язык, грязь под ногтями с аккуратным маникюром, которыми она в отчаянии скребла землю.

— Все произошло очень быстро, — попыталась я утешить их. — Скорее всего она потеряла сознание меньше чем за минуту.

Минута. Такая короткая в обычной жизни, она, наверное, бесконечно тянулась как для жертвы, так и для ее убийцы.

Молчание, повисшее после моих слов, было почти ощутимым, словно тяжелый осенний туман. Звуки и голоса на улице казались какими-то нереальными и доносились до нас словно через толстую подушку. На книжной полке громко тикали часы, напоминая о том, что время все равно неумолимо идет вперед.