Лео Мале - Французский детектив

— Не говори ничего, — сказал я, гладя цыганку по волосам. — Теперь ничего не изменишь.

Она улыбнулась.

— Почему ты думаешь, что я хотела что-то сказать?

— Ты могла бы пожалеть…

Она не ответила.

— …или могла бы сказать: «Доброе утро».

— Доброе утро.

Она взяла мою левую руку и провела пальцами по ладони.

— Что меня ждет в будущем? — спросил я.

— Ты же хорошо знаешь, что я не умею гадать, — ответила она сухо, отталкивая руку.

— Не верю. Разве ты не прочла там, что мы проведем ночь вместе?

— Может быть.

— Вот видишь! А что еще?

— Больше ничего.

Она опустила голову. Я приподнял ее подбородок и заставил посмотреть на себя.

— Ты там увидела, что мне на голову упадет кирпич.

Она высвободилась.

— Да нет. Все это глупости.

— Конечно, глупости. Если бы это было не так, я бы нанял тебя в помощницы, и ты мигом объяснила бы мне скрытый смысл послания Ленанте. Но даже если ты кривишь душой, говоря, что это глупости, за меня не переживай. Кирпичи, предназначенные мне, редко достигают цели. Я вообще из тех, кто неподвластен пророчествам. Вот мой гороскоп, например. Читаю в газете: «Благополучная неделя для родившихся под знаком Рыб. Деньги». Я жду, и никаких денег. Видишь? Светила со мной не церемонятся. Бог со всем этим. Что ты ешь утром? Уже пора завтракать.

— Все равно что.

— Схожу за круассанами.

С трубкой в зубах я отправился в булочную. Свежо, зато тумана сегодня не будет. Утро, по крайней мере, было ясное. Желтое зимнее солнце слегка касалось акаций на улице Толбиак. Прохожие спешили по своим делам, как и везде. Как и везде, катили автомобили. Теперь это был квартал, похожий на другие, со своими лавками, бистро, со своей торговкой газетами, тиражированной во множестве экземпляров по всему городу с такими непременными атрибутами, как рваная шаль, красный нос и черные от типографской краски пальцы, высовывающиеся из митенок. Я купил у нее утренний выпуск «Крепюскюль» и пробежал его, прихлебывая кофе с сэндвичем в бистро на углу улицы Насьональ. Марк Кове меня не подвел. В соответствии с моими инструкциями он сочинил довольно пространную статейку, которая выделялась в обычном потоке городских происшествий. Он вставил туда даже больше, чем я ему сказал, напомнив историю с фальшивыми деньгами, в которой был замешан «образумившийся анархист по имени Альбер Ленанте, проживавший в проезде Отформ и ставший жертвой нападения североафриканцев». Судя по всему, Марк Кове навел справки, и дело свое сделал хорошо. Теперь оставалось только пожелать, чтобы это дало результат, чтобы некто прочел статью и начал действовать. Да, но кто этот некто? И как он должен действовать? Прочесть-то прочтут, может быть, даже какой-нибудь читатель «Крепюскюль» пошлет вырезку из газеты на радио, в передачу «Происшествия», а какой-нибудь завзятый писака изобразит этот сюжет в детективе, снабдив его развязкой, которую я сейчас ищу. Ну что же, это уже кое-что. Запасемся терпением.

Я вышел из бистро, зашел в булочную и молочную и вернулся в проезд Отформ с круассанами и молоком. Во дворике суетилась Белита, запихивая в приспособленный под мусор железный бочонок полусгнившие цветы, которые я вышвырнул из дома вчера. Пеньюар на ней был запахнут кое-как; молодое тело не угадывалось, а открывалось взгляду.

— Сейчас не время болеть, — сказал я. — Тебе не холодно?

— Нет.

— Мне тоже.

Я поставил на землю бутылку с молоком, привлек к себе девушку и стал жадно целовать ее. Как школьник.

— Съем тебя с кофе, с молоком, с круассанами, — пошутил я.

Ее лицо помрачнело. Ладно. Придется мне последить за своими шуточками. Последняя, кажется, пришлась ей не по вкусу. Белита попыталась высвободиться. Наклонив голову вбок, она смотрела куда-то позади меня, широко раскрыв глаза. Я обернулся.

Засунув руки в карманы выцветшей кожаной куртки, он стоял по ту сторону решетки, ограждавшей двор. Это был парень с меня ростом, молодой, довольно смазливый для тех, кому нравятся хищные типы. На смуглом лице блестели пронзительно голубые глаза, над верхней губой вились усики, нехорошая усмешка открывала острые белые зубы. Помятая кепчонка была надвинута на правое ухо, из которого свисало золотое кольцо. Довершали портрет мятые джинсы и почти новые ботинки. Я выдохнул:

— Это Сальвадор?

Не отвечая, Белита закрыла глаза. Вчера Долорес. Сегодня Сальвадор. Черт бы побрал эту семейку! Я сделал шаг по направлению к парню.

— В чем дело? — спросил я.

Тот не шевельнулся.

— Пошли, — сказал он.

— Ты это мне?

Цыган ответил не сразу. Он прошил меня взглядом. Да, корешами нам с ним не стать.

— Ей, — сказал ом наконец. — Пошли, Изабелита. Ну что, допрыгалась, шлюха?

— У вас это пароль?

— Что еще за пароль?

— А что значит «допрыгалась»?

— Заткнись. Пошли, Изабелита.

Он так и не двинулся. Этот парень ни в чем не знал сомнений. Он воображал себе, что стоит только приказать: «Пошли, Изабелита!», и Изабелита тут же кинется за ним. Есть еще такие!

— Как бы не так, — сказал я. — Смывайся отсюда поживее.

— А вас здесь много? — спросил он презрительно.

— Двое по меньшей мере.

Я вынул револьвер и подошел к нему поближе.

— Убирайся отсюда, Сальвадор.

Появление моей пушки его огорошило. Такого поворота он не ожидал. Он перевел взгляд на револьвер и так уставился на него, как будто никогда в жизни ничего подобного не видел. А когда первое удивление прошло, ему, наверно, стало все равно — что револьвер, что детская шоколадка.

— Из этой штуки вылетают пули, — объяснил я. — Ты ведь не такой дебил, чтобы не знать этого, а?

— Сукин сын, — сказал он злобно.

Мне вдруг осточертел цыганский фольклор. У него явно дутая репутация. Все время про одно и то же и одними и теми же словами.

— Когда я всажу тебе в коленки по кусочку свинца, тебе уже не придется бегать за цыпочками. И не думай, что это блеф. Здесь нет свидетелей…

В соседнем доме жалюзи на окнах были опущены. Если кто-нибудь и подглядывал оттуда, сначала любуясь Белитой в распахнутом пеньюаре, а теперь следя за нашей стычкой, то своего присутствия ничем не выдавал.

— Свидетелей нет. Поэтому — один выстрел в йогу, второй — в воздух, для предупреждения. Катись-ка отсюда, в последний раз говорю тебе это, Сальвадор.

Он таращился на револьвер.

— И без глупостей. А то похоже, ты что-то замышляешь. Остановись, пока не поздно, ты ведь знаешь…

— Да, я знаю.

Губы у него задрожали. Он задумался. На это ушло некоторое время — возможно, из-за непривычности такого занятия. Наконец он отступил.

— Ну, я пошел, — сказал он.

Откашлялся, сплюнул и удалился. И у меня сразу возникло недоброе предчувствие. Эта победа мне не нравилась: уж слишком легко все получилось. За этим что-то крылось, какой-то подвох. Я вышел за калитку и пошел за ним следом, держа руку с револьвером в кармане. Он медленно направлялся к улице Насьональ. Внезапно он резко повернулся и встал прямо против меня. Его глаза горели. Он весь подобрался, готовый к броску. Пришлось начать первому — я выхватил револьвер и ударил рукояткой по его лицу. Он покачнулся, но не упал. И бросился на меня. На этот раз он не был безоружным — в руке у него сверкнула финка. Начинался еще один многообещающий денек. Я увернулся от ножа, перехватив ему запястье левой рукой. Мы стояли друг против друга напряженные, как натянутые струны, тяжело дыша друг другу в лицо. Я сильно ударил его рукояткой револьвера по руке. Он выпустил свое оружие. Нож со звоном упал на булыжник. Я поддел его, как футбольный мяч, и загнал под ворота сарая Ленанте. Теперь Сальвадор не скоро его разыщет.