Карин Эдстрём - Фуриозо

Прогулка вдоль Страндвэген — привычный ритуал, пробуждавший в нем желание жить. Он невольно расправил плечи, чего давно не делал. Жест победителя. После всех лет страха перед смертью он придумал гениальное решение, не требующее особых усилий. Впрочем, так будет только поначалу, со временем лгать близким людям станет все сложнее. Хотя он готов к этому: другого выхода, чтобы спасти собственное будущее, нет.

Долг чести — что может быть достойнее и важнее в жизни человека?

Педер Армсталь, сколько себя помнил, всегда осознавал этот долг. Выбор сделал не он, и поэтому не нужно ничего никому объяснять. Но если бы кому-то и взбрело в голову спросить его мнение, то Педер ответил бы: да, для него это честь.

К сожалению, до недавнего момента исполнить долг чести не представлялось возможным: каждая попытка завершалась неудачей, и это приводило Педера поначалу в замешательство, а потом стало раздражать. Особенно бесили друзья и родственники, которые на очередных крестинах неустанно интересовались, когда наконец ему и Эмили так же повезет. Дрожащей рукой Педер резал праздничный торт, стараясь скрыть злость: ну неужели нельзя промолчать? И только то, что Эмили держала его сторону, мешало любопытствующим спросить напрямик, в чем проблема. С прямой спиной и гордо поднятой головой, Эмили терпеливо сносила удары судьбы, и Педера восхищали ее мужество и преданность. Поддержка укрепляла в нем решимость доказать всем в один прекрасный день, на что он способен.

Однако, как узнал Педер, сбыться его планам не было суждено. Это вызвало беспредельное чувство разочарования и чувство стыда. Теперь, как он знал, остались только два пути: или продолжать самобичевание, или, взяв себя в руки, решить эту серьезную проблему.

Неожиданно перед ним открылся третий — спасительный — путь.

Педер точно помнил, как это случилось, помнил каждую деталь: запахи, звуки…

Все произошло в начале августа. Семья поехала в Туреков, а он задержался в городе по делам работы. В пятницу вечером отправился на лодке в Свальшер и нашел там Луизу. Она была одна.

Вместе они подстригли лужайку и покрасили скамейку под кустом сирени. Педер заменил пару сгнивших досок в заборе у малинника и поднял лодку для просушки. Этот примитивный труд показался ему чем-то роскошным: давно не держал он в руках молоток и не пропалывал на клумбе сорняки. Потные и грязные, они, сбросив одежду, прыгнули в море, чтобы освежиться, а потом сидели на мостках и болтали ногами в воде, наслаждаясь холодным пивом.

Природа казалась роскошными декорациями к волшебному спектаклю. Солнце садилось, и последние лучи вспыхивали золотыми искрами в темной воде. Эхо их голосов разносилось далеко вокруг: акустика была потрясающей. Мошки танцевали вокруг их загорелых рук и ног. То и дело приходилось прерывать разговор, чтобы прихлопнуть назойливое насекомое. Каждый шлепок вызывал у обоих взрыв хохота, совсем как в детстве. Волшебный летний вечер. Вечер, который невозможно забыть. Казалось, что он с Луизой не в шхерах под Стокгольмом, а где-то на другом конце планеты.

Педер чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

В эту минуту Луиза положила голову ему на плечо, и ее лицо приняло серьезное выражение. Педер понял: сейчас будет сказано что-то важное, и он единственный, кому Луиза может открыть чувства.

Волшебство вечера рассеялось.

Педер не сразу понял суть ее слов: это казалось слишком хорошим для правды, а кроме того, Луиза только сообщила о своих планах, не спросив, согласен ли он в них участвовать. За какую-то пару секунд состояние полусонного блаженства сменилось возбуждением, и Педер почувствовал, как вспотела рука, державшая банку пива. Он фальшиво рассмеялся, чтобы не показать, насколько важен этот разговор для него. Поразительно, но чуткая Луиза ничего не заметила и поэтому не подозревала, какой эффект произвели ее слова.

Остаток лета Педер занимался выработкой стратегии: нужно вызвать к себе доверие, мягко надавить, подвести к желаемому. Он не сомневался в правильности своих действий и успехе задуманного, потому что вся ответственность, в конце концов, ложится на Луизу, и рано или поздно она это поймет. Цель важнее выбранных средств.

Есть какая-то причудливая логика в том, думал Педер, что Луиза станет его оруженосцем: она не витает в облаках и знает, чего ждет от того и другого. Луиза — человек практичный и очень проницательный, в уме ей не откажешь.

Педер решил не посвящать Луизу в свой план. Пару раз ему приходило на ум, что скажет Луиза позже. Не повернется ли к нему спиной? Поймет ли, что у него нет другого выхода? Педеру хотелось в это верить, ведь речь идет о спасении.

Он провел пальцами по густым светлым волосам, согретым осенним солнцем. Тепло напомнило ему о Свальшере и придало уверенности в силах. Что-то в кармане кольнуло в бок, и Педер выпрямился, чтобы расправить карман: ни в коем случае нельзя было раздавить пластиковый флакон. Там же — пакет одноразовых шприцов. Педер не знал, отдаст ли он Луизе флакон. А что, если он зашел слишком далеко? Лицо его невольно вспыхнуло.

— Педер, старина, что ты здесь делаешь?

Он вздрогнул при упоминании своего имени так, будто его застигли за неприличным занятием. По-мальчишески размашистым шагом, без тени грации, обычно присущей женщинам, она пересекла аллею Нарвавэген и протиснулась между припаркованными у тротуара автомобилями. За спиной виднелся футляр для виолончели, на рослой девушке казавшийся не больше рюкзачка. Педер обернулся и положил руку на железные перила — ему нужно сейчас на что-то опереться. Как она может выглядеть такой расслабленной, тогда как он чуть не лопается от нетерпения? С трудом подняв другую руку, он помахал Каролине.

В субботу Педер присутствовал на ее концерте. Он сел сбоку от сцены, чтобы тайком рассматривать Каролину. Роскошные темные кудри по плечам, кожа светится юностью и здоровьем, на лице ослепительная улыбка — ему нравилось видеть девушку такой. Сверкающие изумрудные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, придавали ей сходство с русалкой. Алый, словно после поцелуев, рот. Пухлая нижняя губа. Пара веснушек на носу, которые так и хочется лизнуть. В этой девушке таится что-то загадочное, непостижимое, смесь робости и пылкости, которая будоражит мужское воображение.

Играла Каролина просто божественно, и порой он так погружался в музыку, что забывал дышать. Это вызвало приступ сухого кашля. Каролина подняла глаза, посмотрела в ту сторону, где сидел Педер, но его не заметила. При этом играть на виолончели не перестала.