Александр Смоленский - Virtual, или В раю никого не ждут

Такой ответ озадачил Широкова.

– Как вас понимать?

– Да как хотите, так и понимайте.

– Я занимаюсь программированием. Почему я должен принимать чью-то сторону?

– Но вы же согласились работать на кучку негодяев, которые сосредоточили у себя многомиллиардные ресурсы?

– И вы тоже.

– Это нас не оправдывает. По крайней мере, сейчас-то вы все знаете? Вам представился шанс реабилитировать себя. Отобрать у них все ресурсы и тем самым поддержать исламский мир, – горячо заговорил Ахмед бен Джелал. – Не Омера, не Мигана, а наш бедный мир.

Такого поворота событий Широков не ожидал. Не ожидал от бен Джелала.

– Каким образом? – Широков притворился, что ему интересно.

Но бен Джелал неожиданно замолчал, а потом и вовсе покинул зал. После его ухода Широков и Содетски понуро переглянулись. Они, похоже, вновь начинали понимать друг друга.

Время шло, неумолимо отсчитывая минуту за минутой. Ирина больше не появлялась в зале. Что еще задумал Шариф Омер, никто не знал, хотя от него вполне можно было ожидать новых сюрпризов. Марк Сафронов, о котором все как-то забыли, колдовал в сетевых настройках. Однако стоило им остаться наедине, как он сделал Виктору знак. Тот подошел.

– У меня есть основные спутниковые коды. Пока они будут их взламывать, я постараюсь заблокировать коммуникационные сегменты.

– Ты можешь не успеть. Почему бы не сделать это заранее? Пусть нас засекут – неважно кто, русские, американцы, китайцы.

– Я уже пробовал. Все выходные каналы отключены, центр работает только на прием. Примитивно, но надежно.

В зал вновь вернулся Омер, за ним бен Джелал и – кто бы мог подумать? – Ильяс Рунце собственной персоной. От удивления Виктор обомлел. Не снится ли? Он же спасал Мишку! Как же оказался здесь? Может, и сын с ним?

Шариф был зол, как голодная собака. Что могло с ним произойти за время столь недолгого отсутствия, можно было только гадать. Скорее всего, наверное, Солье высказала ему все, что о нем думает. Незаметно Рунце положил Виктору руку на плечо и прошептал:

– С сыном все в порядке, он в Дубне. Выполняйте все, что от вас потребуют.

– Я не могу, – не зная, что ему делать, радоваться или плакать, пробормотал Виктор.

– Думайте, как помешать. Я не могу вмешиваться, – скороговоркой продолжал Интеграл, – у меня здесь долгая игра.

Они находились в двух шагах от пульта, когда в руках Омера вдруг появился автомат.

– Немедленно загружай программу, – приказал он бен Джелалу.

– Но у меня пока не все коды.

– Грузи как есть! – Шариф обернулся и громовым голосом скомандовал: – Всем оставаться на местах!

Интеграл спокойно стоял с ним рядом.

На свой страх и риск Широков сделал шаг вперед ближе к тому месту, где за пультом сидели Содетски и Сафронов. Рука невольно потянулась к красной кнопке.

– Что ты мнешься? Поставь программу в режим самоуничтожения!

Кто это сказал? Кому? Или это он приказывает сам себе? Почему именно ему это надо сделать?

Виктор почувствовал, как автомат Омера уткнулся ему в ребра.

Последнее, что он подумал: «Надеяться не на кого». Рунце наверняка получил новое секретное задание и вмешиваться не будет. Так будь что будет. Жалко, что с Ириной не попрощался. Уже падая, Широков дотянулся до красной кнопки. Он сделал это. Программа сейчас будет уничтожена. Но разве ее нельзя восстановить?

Автоматная очередь ударила в самое сердце.

Я опять лежу в узком пластиковом гробу. Пластик зелено-голубой, а если закрыть глаза, то черный. Или это не гроб, а саркофаг? Нет, скорее всего, мне все еще делают обследование. Как его? Магнитно-ядерный резонанс. Но почему кругом стреляют? И все в меня, в меня. Хотя, какая разница?

Меня опять испытывают на прочность. Строчит пулемет, и очередь отдается в голове тупой дробящей болью. Нестерпимо воет сирена. Кто-то что есть силы кричит, но смысл слов до меня не доходит. Кошка надрывно мяукает в подъезде…

Первое, что я вижу, открыв глаза, это лицо жены. Глаза полны слез. Или это не Женька, а Ирина? Чувствую, что моя голова плотно забинтована. Все еще больно. Я что-то пытаюсь сказать. Подходит медсестра, делает укол, и боль отпускает.

Какое-то странное тестирование. Для чего мне оно?

Я опять проваливаюсь в пластиковый гроб. Я стиснут в нем и не могу дышать. Не хватает кислорода, я беспомощно хватаю ртом воздух. Когда? Когда лента транспортера вывезет меня наружу? На свободу? Но что это? Почему вокруг столько непонятных трубочек и шлангов? Почему какой-то человек в белом халате устало вытирает со лба пот?

– Мы его вытянули с того света… – слышу я голос.

С того света? Значит, я уже побывал там?

Все-таки интересно, если я умру, кто придет провожать меня в последний путь? Полковник Мацкевич с Ириной Солье? Духон с Багрянским? Может, приедет Марк Сафронов и Содетски из Америки с Готлибом? Хотя, при чем тут Готлиб? Он сам на том свете. Оттуда не возвращаются.

А это что за свет? Ничего не понимаю. Ничего не помню. Все перемешано как в доброй мясной солянке, но я не в состоянии ничего вспомнить. Даже свое имя. Только детское прозвище. Да, точно, у меня в школе была странная кличка – Интеграл. Это потому, что я лучше всех знал математику. Но это было так давно… Никто из моих теперешних знакомых и не знает, что меня когда-то звали Интегралом.

Жена собирает разбросанные газеты. Я мельком успеваю прочитать заголовки: «Авария в Интернете», «Грозит ли миру компьютерная зависимость?», а вот еще: «Заводной ноутбук получил поддержку ООН», «Преодолеет ли мир цифровое неравенство?», «Компьютерная зависимость – болезнь или образ жизни»…

Они специально дразнят меня?

Жена вновь склоняется ко мне и шевелит губами. Но слов не разобрать. Только: Витя, Витя. Кажется, она так зовет меня.

Точно! Меня зовут Виктор Широков. И я работаю программистом в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне, и потому, что всегда хорошо знал математику, приятели придумали мне имя Интеграл. Как бы не забыть снова.

Неужели так долго длился сон? Или это вовсе не сон, а болезнь? Как она называется? Компьютерная зависимость…

Не забыть уточнить у доктора.