Андрей Шляхов - Психиатр

Совершенно прикольная, иначе и не скажешь, складывалась ситуация. Савелий знал о Душителе так много, как будто приятельствовал с ним несколько лет, и в то же время не знал о нем ровным счетом ничего. Парадокс? Никакого парадокса, все по науке. Оттолкнувшись от скудных имеющихся сведений, Савелий создал некий психотип. Дело было за малым — найти кого-нибудь, кто в него уложится.

Пойти — и найти.

Где-то же он должен показываться, этот проклятый Душитель! Тип, способный войти в доверие едва ли не любой женщине. Незнакомец или, скажем так, малознакомый человек, которого легко и безбоязненно пускают домой. И никаким участковым врачом он не представляется, в этом Савелий был уверен почти полностью. Если никто не может найти ниточки, тянущейся из поликлиник, то это может означать только одно. Ее нет. Нет никакой связи с поликлиниками. Есть что-то другое. Принципиально иное, но имеющее отношение к факту болезни. Уж мимо болезни не пройти никак, если все пять жертв в день своего убийства внезапно заболели.

— В любом деле есть один вопрос, — как-то сказал Виталик, хвастаясь очередными своими успехами на розыскном поприще (что-то давно не слышно про них). — Тот самый, самый-самый. Как только правильно на него ответишь, считай — дело раскрыл. Только на него правильно ответить мало, его еще надо уметь правильно задать. Вот где загвоздка-то…

Тогда Савелий не очень хорошо понял, о чем речь, а теперь… Действительно, стоит только правильно задать вопрос, как сразу же начинаются поиски правильного ответа. А в деле Душителя главный вопрос так пока и не задан.

Или нет?

Пока он звучит так: «Почему именно заболевшие женщины становятся жертвами?»

И ответить на него можно так: «Потому что Душитель приносит им лекарство или как-то еще собирается их полечить».

Если бы Душитель был курьером какой-нибудь интернет-аптеки, то он действовал бы по всей Москве, еще и ближнее Подмосковье прихватывал бы, и его довольно скоро вычислили бы. В полиции, несмотря на устойчивое народное мнение, работают далеко не дураки. Взять хотя бы того же Виталика. Он совсем не дурак, котелок у него варит хорошо и быстро, а еще он очень наблюдательный. Характер, конечно, не подарок, и воспитание оставляет желать лучшего, но это уже к уму не относится и на деловых качествах не сказывается. Тем более что если Виталику надо у кого-то что-то вызнать-выспросить, то он таким сладкоречивым змеем может обернуться, что только держись.

Значит, все-таки какой-нибудь целитель, причем явно без широкой известности или с известностью не в Останкино. Возможно, где-нибудь в Сергиевом Посаде или Фрязино… А что? Вполне. Доехал на электричке, автобусе или машине до Выставки и пошел куролесить — насиловать и душить. Савелий был уверен в том, что даже при наличии машины Душитель не станет подъезжать на ней прямо к месту планируемого преступления, а оставит ее где-то далеко. Так правильнее и спокойнее.

Но даже если он живет где-то там, то тусуется он в Останкино. Тусуется ненавязчиво, неброско, возможно, используя работу как прикрытие. И более-менее регулярно. Цель-то у него… Как бы лучше выразиться… Специфическая. Не каждый объект подойдет. Опять же — нужно время для того, чтобы войти в доверие. Возможно, потребуется несколько встреч.

— Ты где-то там, — говорил Душителю Савелий, рассматривая за завтраком карту Останкина на экране монитора. — И тебя надо найти.

Чтобы не терять времени, сегодня он завтракал не на кухне, как обычно, а за компьютером. Поставил слева чашку с кофе, справа — тарелку с бутербродами (хлеб, масло, брынза, эдамский сыр), почитал новости (не случилось ли чего за ночь в Останкино?), рассчитал время так, чтобы не опоздать на работу. Опаздывать Савелий вообще не любил, неприятно.

Песня была совсем не о том, но неожиданно пришлась к месту главной идеей — улыбкой, открывающей двери, которая действует лучше любого ключа:

А у Душителя глаза небось не врут. То есть врут искусно. Взгляд у него, скорее всего, простой, располагающий, дружелюбный. И только в последний момент, когда он становится сам собой…

Б-р-р! Савелия передернуло от омерзения. С одной стороны, передернуло очень неудачно, как раз в тот момент, когда в левой руке была чашка с кофе, с другой — очень даже удачно, потому что кофе был выпит почти наполовину, оттого на клавиатуру упало всего три капли, и все попали на клавиши, а не между ними. А то бы накрылась клавиатура, совсем как ее предшественница, прошлым летом облитая холодным тоником.

Перед выходом Савелий подумал о том, нет ли у него какого-нибудь «металлоремонтного» дела, потому что вспомнил, что на электрической мясорубке основательно затупился нож, пора поточить. Вместе с ножом Савелий прихватил и решетку. Нормально, теперь есть удобный повод для общения с мастером из металлоремонта. Жаль, что ножи точатся быстро… Ничего, главное — завязать разговор, потом можно задержаться минут на пять, это вполне естественно.

«А почему только металлоремонт?» — спохватился Савелий и вернулся на кухню за обломком серебряной ложки (прабабушкино наследство). Его можно предъявить в ювелирном и поинтересоваться, нельзя ли чего из него изготовить, чтобы не валялся без дела, например, брелок или колечко.

С полки в прихожей Савелий взял книжку карманного формата — мистический детектив, купленный от нечего делать на лотке «Все книги по тридцать рублей», еще не прочитанный. Вообще-то вне дома Савелий предпочитал читать с телефона, благо экран у того был крупным, почти пять дюймов, но книжкой можно прикрыть лицо, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Гораздо естественнее, чем темные очки и надвинутая на лицо шляпа, тем более что ее у Савелия не было. Кепка с козырьком была, но в ней голове будет жарко, да и козырек куцый, ничего толком не закроешь.

Ну вроде как все. Привычно бросив взгляд на висевшие в коридоре часы, Савелий вышел на лестничную площадку, запер дверь и спустился вниз пешком, а не на лифте. Бороться с гиподинамией так бороться, тем более что уговорить себя спуститься с шестого этажа пешком не столь уж и сложно. Решиться на подъем при работающем лифте гораздо труднее. Сразу приходят на ум отговорки, вроде: «Я сегодня так устал» или «Я так тороплюсь». Но ведь всякий раз, чувствуя, что штаны стали узковаты, Савелий торжественно обещал забыть о лифте. Обещать самому себе легко, а нарушать еще легче.