Ричард Касл - Обнаженная жара

— Она сказала, что?

— Увы, нет. — Хит взяла за правило никогда не обсуждать подробности расследования с посторонними. — Знаю только, что я ничего не могла сделать. — Когда она сказала это вслух, на душе немного полегчало, хотя, конечно, поверь она в собственные слова, сцена самоубийства не стояла бы перед глазами, а в голове не крутился бы вопрос: можно ли было что-то изменить?

— Никки, — сказал Петар, — я понимаю, сейчас не время, но я хотел бы… снова тебя увидеть.

После тяжелого дня ей даже задумываться не хотелось, как много скрывается за этими словами и насколько они осложнят ей жизнь.

— Слушай, Петар…

— Неудачно выбрал время, прости. Видишь, все-таки я тебя тороплю. И когда я поумнею? — Он помолчал. — Может завтра? Кофе или еще что-нибудь?

В дверях появилась детектив Гинсбург и кивнула Никки. Та взяла со стола досье Гранвиля.

— Завтра… да, может быть.

— Я позвоню тебе утром. А пока, пожалуйста, знай, что, если захочется поговорить, я готов.

— Спасибо, я ценю.

Повесив трубку, она еще некоторое время смотрела на телефон. Что-то странное почудилось Никки в этом звонке и в настойчивости Петара. Затем детектив Хит выбросила из головы все лишнее и быстро зашагала к комнате для допросов.

В коридоре она столкнулась с Тарреллом.

— Ну, как наши победители лотереи в Восточном Гарлеме?

— Каньеро сейчас ими занимается. Пока ничего. — В руках он держал пакетик крекеров на арахисовом масле и бутылку жуткого синего энергетика из автомата. — Мальчишка проголодался, так что я выскочил за едой.

— Я буду во второй — с маньяком Тоби Миллса. Но дай мне знать, если что-то обнаружится.

Минуту Никки постояла в комнате наблюдения, оценивая Морриса Гранвиля сквозь стекло, потом вошла. По досье она знала, что мужчине сорок один год, но выглядел он двадцатилетним, несмотря на залысины и седину в волосах. Из вечных мальчиков. Пухлый, малорослый, с мучнистой кожей, сутулый — шеи не видно за двойным подбородком. Сидя в пустой комнате, он все поглядывал на себя в зеркало, но только искоса, не поворачиваясь к нему лицом. Парень как будто хотел убедиться, что отражение никуда не делось, пока он отводил глаза.

Когда Никки вошла, Гранвиль привстал и снова сел. Глаза с прищуром, от которого казалось, будто он постоянно улыбается, расширились, и Никки стало не по себе под его взглядом. Она явно не заслужила такого восторга.

— Я — детектив Хит. — Она бросила на стол папку и ручку. — Вы хотели со мной поговорить?

Он еще потаращился на нее и заговорил.

— Я в восторге от статьи о вас!

— Мистер Гранвиль…

— Зачем же так официально? Зовите меня Моррис. А можно мне называть вас Никки?

— Нельзя.

— Я сохранил экземпляр. У меня есть шанс получить ваш автограф?

— Никакого.

Он склонил голову к плечу, губы чуть дрогнули, густые брови шевельнулись, словно Гранвиль вел разговор сам с собой. Никки вернула его к действительности:

— Если вы читали статью, то знаете, что у меня много работы. Говорите, что хотели сказать, или я вызову развозку, чтобы вы успели в Рикерс к ужину.

— Нет, не надо.

— Тогда я слушаю.

— Я хотел с вами поговорить, потому что прочитал вчера, что вы всюду преследуете Солей Грей.

Упомянутая маньяком статейка в «Ledger» представилась Никки совсем в другом свете. Недобрым словом помянув Стингера, она вполне поняла враждебность, которую питают знаменитости к собирателям сплетен. Однако, возвращаясь к Гранвилю, — он-то тут при чем? Или Гинсбург нечаянно попала в точку? Хит знала, что подобные маньяки не всегда сосредоточиваются на одной знаменитости, но в досье значилось, что у этого единственная цель — прославленный Тоби Миллс. С бейсболистом были связаны все жалобы на маньяка, все административные нарушения. Если верить досье, Гранвиль не преследовал каждого, кто попадал в газету: ни Солей Грей… ни угодившего на обложку копа. С надеждой добавила про себя Никки.

— Почему вас интересует Солей Грей?

— Она была потрясающей певицей. Огромная потеря.

— И все? Благодарю за визит, мистер Гранвиль.

Никки собрала бумаги и уже повернулась к двери, когда услышала:

— Нет, не все. — Она задержалась, но выгнула бровь и послала ему выразительный взгляд. Гранвиль моргнул и поднял ладонь со стола, оставив потный отпечаток. — Я ее однажды видел. В лицо.

Его исполненный гордости взгляд заставил Никки задуматься о психологии подобных личностей. Каково это: оценивать себя по близости к посторонним людям? В тяжелых случаях, при шизофрении, такие психи даже верили, что звезда обращается только к ним, оставляя зашифрованные послания в песнях и интервью. Они были готовы на все, лишь бы что-то значить в жизни своего кумира. Случалось, и убивали человека, которому поклонялись.

— Продолжайте, — произнесла Никки. Что-то в его жадном взгляде подсказало ей, что можно и подыграть. — Ну видели. Многие ее видели.

— Она вышла из ночного клуба — уже под утро. Так поздно, что на улице никого, кроме меня, не было.

— Где?

— Клуб «Термал» в районе бывших мясоперерабатывающих заводов. А Солей — она была пьяная, орала и махала руками, устроила настоящую склоку на тротуаре, знаете, где ждут лимузины.

Услышав о лимузинах, Никки вернулась на место и положила перед собой папку.

— Да, я знаю это место. Расскажите, что вы видели.

Она оценила иронию ситуации: в извращенном сознании Гранвиля та минута представлялась сияющей вершиной, и сейчас Никки невольно подпитывала его безумие.

— Я же говорю: она была пьяна и здорово разошлась — орала, понимаете? А когда я увидел, с кем она ссорится, то подумал: подойти бы так, чтобы сфотографировать на мобильный, снимок вполне могли бы взять в «People» или в «Us». Да хотя бы в «Ledger».

— Почему же вы не подошли? Там была охрана?

— Нет, клуб уже закрылся. Кроме них, никого рядом не было. Но я не стал подходить: боялся, что они меня увидят.

Никки увлеклась. Вроде бы парень не склонен к галлюцинациям, ему можно доверять, насколько вообще можно доверять психам. Ей очень хотелось поверить.

— И с кем же она ссорилась? Что тут такого?

— Да то, — сказал он, — что она ссорилась с Ридом Уэйкфилдом в ночь его смерти.

Джеймсон Рук оторвался от экрана ноутбука и устремил тоскливый взгляд на подоконник, где стоял вертолетик. Оранжевый «Воздушный волк» пережил разгром, устроенный техасцем, и теперь манил писателя сделать перерыв и поиграть с ним. Нашлись бы и оправдания. За те часы, которые ушли на черновик, его «Макбук Про» ощутимо нагрелся, свидетельствуя, как уверял себя журналист, о его, Рука, прилежании. И напоминая, как греется фюзеляж «Воздушного волка» при полетах по мансарде.