Виктор Пронин - Банда - 2

Новенькая белая "семерка" мягко, почти бесшумно, въехала во двор, приблизилась к крайнему подъезду. Погасли фары, распахнулась передняя дверца и в салоне вспыхнул несильный свет. В это время по дорожке к машине приблизился невысокий щуплый парнишка. Со стороны он мог показаться учеником восьмого-девятого класса и, наверно, поэтому не вызвал у водителя никаких опасений.

- Простите, пожалуйста, - обратился он к водителю и тот доверчиво высунулся из машины. Это был пожилой человек с коротенькими седыми усами.

- Слушаю вас, молодой человек?

- Видите ли, - Сынок вплотную приблизился к водителю.

- Ну? - поощрительно улыбнулся тот. И в этот момент прямо ему в лицо ударила сильная струя газа. Сынок приблизил баллончик к самому лицу водителя, поэтому рассеивания почти не было. Старик попытался было вдохнуть свежего воздуха, но Сынок ждал этого момента и ударил струей прямо в рот. После этого водитель бесшумно вывалился на мокрый, усыпанный листьями асфальт. Боксер тут же поволок безжизненное тело в сторону. Он даже с некоторой заботливостью втащил старика в кусты, но с таким расчетом, чтобы ноги его оставались на тротуаре - тогда соседи увидят, вызовут скорую помощь, в общем, не дадут умереть. Но это произойдет только в том случае, если кто-то узнает. Случайный человек наверняка примет за пьяного и пройдет, брезгливо поджав губы, хотя, может быть, всего несколько дней назад сам валялся точно в таком же положении. Что делать, такие нравы - мы настойчиво убеждаем себя, что валяется пьяный, хотя сердце подсказывает нагнись, присмотрись. Нет, торопливо проходим мимо зарезанных, избитых, умирающих.

Двери белой "семерки" мягко захлопнулись и машина бесшумно тронулась с места. С небрежной неторопливостью проехала мимо всего дома и свернула на дорогу. На перекрестке "семерка" послушно остановилась перед красным сигналом светофора, дождалась зеленого, не соблазнившись желтым, когда уж кажется могла бы сорваться, с места. Нет, тронулась она только при полном зеленом и, набирая скорость, помчалась по пустынной ночной улице.

***

Вернувшись с обхода. Овсов прошел в свою загородку и тяжело опустился на кушетку. Потер лицо ладонями, словно снимая участливое выражение человека, от которого зависит чья-то жизнь. Старушки, которые по неосторожности сломали себе ноги, пьяные мастера, сунувшие руки в циркулярные пилы, смертельно избитые ребята, вздумавшие кому-то доказывать свое достоинство - все эти люди мало его волновали. С ними все было очевидно и его задача заключалась лишь в том, чтобы поставить на место вывернутые суставы, сшить разорванную кожу, наложить гипс, спрятать внутрь торчащие наружу кости. По-настоящему его беспокоил больной, лежавший в отдельной маленькой палате. Выжила, все-таки выжила та несуразная гора мяса и костей, которую однажды поздним летним вечером доставили ему с Никольского шоссе и он всю ночь провозился над этим существом. А теперь это существо, приняв вполне благообразный человеческий облик, каждое утро требовательно смотрело на него и встречало одним и тем же вопросом:

- Доктор, кто я?

- А Бог тебя знает, - Овсов присаживался на край кровати и принимался ощупывать, осматривать ноги, руки, суставы этого человека. - Сам-то не вспомнил?

- Если б вспомнил, не стал бы спрашивать.

- И я не стал бы дожидаться твоего вопроса, если б узнал, кто ты есть, или кем ты был в прошлой жизни.

Овсов подсел к письменному столу, придвинул телефон. Но набирать номер медлил, все еще колеблясь, все еще не уверенный в том, что этот звонок необходимо сделать. Неслышно вошла Валя - он узнавал ее по легкому шелесту простыни за спиной. Остановившись сзади, она положила ему на плечо руку, а он молча и благодарно потерся о нее небритой щекой.

- Как там наш? Не пристает?

- Пристает.

- Уже? - радостно удивился Овсов, подняв голову и встретившись с Валей взглядом.

- С вопросами пристает.

- Все его вопросы я знаю.

- Костыли сегодня попросил.

- Будут ему костыли. Все будет.

- Говорит, где-то я тебя уже видел...

- Понятно... Это он вспомнил о том, что он мужик. Тоже неплохо для начала, как ты думаешь?

- Наверно, - Валя передернула плечами. - Хочешь кому-то звонить?

- Да есть у меня один дружок... В прокуратуре работает.

- А ему-то зачем? Что-нибудь случилось? - легко вспрыгнув, Валя села на подоконник.

- Ты не забыла, что у нашего крестника в спине была хорошая ножевая дыра? Ведь его привезли не с простой автомобильной аварии... Это преступление.

- Ну и пусть возятся, Степан Петрович! Тебе-то что?

- Вот позвоню и пусть возятся, - в голосе Овсова прозвучало еле заметное раздражение.

- Я сказала что-то не то?

- Ты меня извини, конечно... Может, я из прошлых времен, а ты из нынешних... Может, где-то что-то У нас не стыкуется... Но, знаешь. Валя...

- Давай-давай! - она поощрительно рассмеялась. - Вываливай!

- Видишь ли, Валя, может быть, ты поступаешь правильно... Сужая свои обязанности... Не служебные, нет, здесь у тебя все в порядке. Начальство нареканий не имеет. Ты сужаешь обязанности человеческие. Ты не вмешиваешься в дела, которые впрямую тебя не касаются.

- Это плохо?

- А я вмешиваюсь.

- Это хорошо?

- Валя, не надо заводиться... Я не осуждаю тебя и не хвалюсь собой. Я просто объясняю разницу. И невмешательство может быть хорошим, и вмешательство может оказаться неуместным. Но как бы там ни было - я вмешиваюсь.

- И оказываешься в дураках!

- Полностью с тобой согласен, - улыбнулся Овсов, снимая напряжение. Но я согласен десять раз оказаться в дураках, чтобы в одиннадцатый вмешаться кстати и своевременно. И потом у меня есть козырь... Я не боюсь выглядеть дураком... Иногда мне это даже нравится.

- И такое бывает? - удивилась Валя.

- Видишь Ли, миллионеру не страшно появиться в обществе в драном свитере - это никого не введет в заблуждение. Так и я... Мне не страшно впасть в дурь. Меня простят.

- Ты меня осуждаешь, - проговорила Валя.

- Упаси Боже! - воскликнул Овсов и, поднявшись со стула, обнял девушку. - Я просто балдею от того, что ты не подлаживаешься, не стараешься выглядеть лучше, а ведешь себя так, как считаешь нужным. А то, как ты относишься ко мне... Вообще повергает меня в глупый восторг.

- Ну, спасибо, - Валя сделала попытку освободиться из его объятий.

- Валя, - проговорил Овсов и в его голосе при желании можно было услышать и укор, и призыв к благоразумию, и раскаяние, и объяснение в любви.

- Ладно, замнем для ясности, - сказала она несколько грубовато, но легко. И оба перевели дух - опасный порог в разговоре благополучно миновали. Уже выходя, отодвинув простынь в сторону, она обернулась. - Звони своему прокурору. Он тут нам такое устроит...

- Да ты в него влюбишься! - рассмеялся Овсов.