Виктор Пронин - Банда - 2

Однажды, не выдержав. Вика сама набрала его номер. К телефону долго никто не подходил, потом в трубке раздался женский голос, очевидно, мать. Голос был вполне доброжелательный, Вике он показался даже участливым, но она не решилась заговорить и повесила трубку.

Вика почувствовала опасность, когда уже ничего нельзя было изменить перед ней стоял раскрытый лифт, рядом никого не были, а сзади мягкими, неслышными шагами приближался человек, которого она последнее время боялась больше всего на свете. Еще не увидев его, еще не услышав ни единого слова, поняла - он. Амон вышел из тени лестничной площадки, видимо, поджидал там, среди ведер и швабр. Скорее всего, он увидел ее еще на подходе к дому, обогнал и, войдя в подъезд, затаился в темноте. И теперь молча, улыбчиво, она даже не оборачиваясь видела выражение его лица, приближался к пей сзади.

- Далеко, красавица? - спросил Амон, отрезая путь к выходу из дома. Приблизившись вплотную, он грудью подтолкнул ее к лифту и Вике ничего не оставалось, как войти в кабину. И она вошла, решив про себя - будь, что будет Войдя следом, Амон на жал верхнюю кнопку. Двери с грохотом захлопнулись, кабина дернулась и поплыла вверх. Теперь никто, ни единая живая душа на всем белом свете не могла прийти на помощь. Вика была в полной власти этого человека. - Какой приятный встреча, да? - спросил он, опершись спиной в дверь лифта. Он нарочно коверкал слова, поддразнивая ее, прекрасно зная, как побаиваются люди такого говора, какая слава идет о людях, которые вот так произносят русские слова.

Вика молчала.

Кабина проскочила первые этажи, не останавливаясь, и Вика начала уже робко надеяться на благополучный исход этой жутковатой встречи. Но когда до девятого оставалось два-три этажа, Амон нажал красную кнопку. Кабина остановилась между этажами. Рядом прогрохотала вниз вторая кабина. Вика первый раз пожалела о том, что есть эта вторая кабина, не будь ее, люди уже через несколько минут колотили бы ногами в железные двери на этажах. А если есть вторая кабина, этого не будет. Человек подождет лишнюю минуту и доберется, куда ему нужно - Поговорим? - улыбнулся Амон, и Вика как-то внове увидела его редковатые зубы, растянутые в улыбке пересохшие губы. Глаз его не видела, боялась взглянуть в глаза, но знала наверняка - глаза его не улыбались. Только низенькие, крепенькие зубы с неприятным белесым налетом были перед ее глазами.

- О чем? - она взглянула, наконец, ему в глаза.

- О жизни, красавица... О чем же еще... О любви. Хочешь поговорить со мной о любви?

- Нет.

- ао чем желаешь?

- Ни о чем.

- Тогда займемся любовью, а? Ты умеешь, я знаю... Все говорят, что ты умеешь заниматься любовью. Я тоже хочу в этом убедиться, чем я хуже других?

- Выпусти меня! Слышишь?!

- Хорошо тебя слышу. Только не надо так громко кричать. Я не люблю, когда люди кричат, когда громко разговаривают... Мне тогда хочется закрыть им рот. И я закрываю.

- Тебе уже один раз закрыли рот? - зло спросила Вика. - И еще закроют.

- Не надо напоминать об этом... Я и так все помню. Очень хорошо помню. А ты, красавица, хорошо запомнила, что я сказал тогда твоему хахалю?

- Я запомнила, что он сказал тебе.

- Не надо, красавица... Не надо. Здесь твоего хахаля нету. А я очень обидчивый человек... Когда я обижаюсь, я даже себя не помню... Не рискуй, красавица. А твоему хахалю я тогда сказал, что он труп. И он уже труп. Пусть немного еще походи г по земле, пусть немного воздухом подышит... Может даже тебя трахнуть пару раз.. Но это уже конец, это уже прощание. Если я не о грежу ему голову завтра, отрежу послезавтра... Если не на этой неделе, то на следующей... У меня нет в жизни другого желания. Тебя я не буду убивать, тебя я трахать буду, а его убью. Так ему и передай.

- Передам, все передам. Только не вздумай снова оказаться у него на пути.

- Не надо так говорить, - Амон вплотную приблизился к Вике, зажав ее всем своим телом в угол кабины. - Ты хорошо меня понимаешь? - он неожиданно рванул платье на ее груди в стороны. Кроме этого платья на Вике ничего не было и перед глазами Амона оказались ее небольшие груди.

Вика закричала, но Амон, словно ожидая этого ее крика, легонько ударил ее кулаком поддых и она, поперхнувшись, замолчала.

- И кричать не надо, - сказал он как-то замедленно, будто ему самому слова давались с трудом. Он стоял перед ней бледный, на лбу выступила испарина, его шершавые губы посерели. - А то я быстро заткну тебе рот... Ты знаешь, чем я заткну тебе рот? Не знаешь? У меня есть, чем заткнуть твой рот, если ты будешь кричать, - Амон отступил на шаг и одним движением руки расстегнул молнию на штанах, принялся копаться там, пытаясь извлечь нечто громоздкое. И все это время он не сводил глаз с Вики. - Догадываешься, да? Посмотри какой красавец... Ты ему тоже понравилась, видишь, как он весь потянулся к тебе? Видишь? Он прямо устремился к тебе, он тебя хочет... Ты видишь, как он тебя хочет? Он хочет в тебя забраться... Весь... Давай ему поможем, а?

Вика не смотрела вниз, боясь даже искоса глянуть на то, что так настойчиво расхваливал Амон. Она смотрела в потолок кабины, чтобы невзначай не опустить глаза. Но когда Амон снова сделал к ней шаг, она рванулась к двери, распахнула легкие дверцы, но упершись в железную дверь лифта, изо всей силы закричала, так что крик прокатился по всей лифтовой шахте сверху донизу. Где-то послышались голоса, кто-то кричал снизу, пытаясь понять, что происходит.

- Помогите! - снова отчаянно закричала Вика, но Амон резко оттолкнул ее от двери, зажал ладонью рот.

Мимо них прогрохотал лифт. И Вика, и Амон понимали, что никто не сможет пробиться к ним. Даже если десятки людей, сейчас вот, услышав отчаянные крики, бросятся на помощь, а этого наверняка не будет, так вот, даже если бросятся, то в ближайший час они не смогут пробиться в эту кабину и Акон здесь может совершить все, что ему заблагорассудится. Знала Вика и то, что потом, когда кабину отключат, опустят, откроют, никто в этом доме не сможет задержать Амона, не сможет ничего с ним сделать, ни в чем ему помешать. В доме сейчас одни дети да старухи, все кто может ходить, работать, что-то делать, все ушли на заработки, какие ни есть - продавать газеты, копаться в мусорных ящиках, воровать, грабить, торговать...

Когда-нибудь потом, в спокойной обстановке, она подумает о том, что вот в таком же сжатом и беспомощном положении живут все люди в этом городе, в стране России. Они могут страдать, умирать от ножа или голода, от безденежья, произвола властей или произвола местной банды, никто не сможет им помочь, да и вряд ли кто захочет помочь. И самые близкие люди, спрашивая о делах и здоровье, улыбаясь и раскланиваясь, будут проходить мимо - они не в состоянии выручить из беды, в которой сами погибают годами. А, лифт, подумает когда-нибудь Вика, лифт - далеко не самое страшное, он просто поярче, потому что самые жуткие минуты года или жизни здесь оказались сжатыми до предела.