Энн Перри - Туман над Парагон-уок

Будучи полицейским, Питт знал, что люди его профессии должны пользоваться входом, предназначенным для торговцев. Но и сейчас он не собирался делать то, что отказывался делать всю свою жизнь.

Слуга, подошедший к парадной двери, имел мрачное, ничего не выражающее лицо. Он смотрел на Питта с высокомерным пренебрежением, удовольствие от которого, впрочем, было несколько испорчено тем, что Томас был на несколько дюймов выше его.

— Инспектор Питт, из полиции, — сухо представился Томас. — Могу я поговорить с мистером и миссис Нэш?

Он уже собирался войти, но слуга твердо стоял у него на пути.

— Мистера Нэша нет дома. Я схожу и узнаю, захочет ли миссис Нэш принять вас, — сказал он с явной неприязнью, затем нехотя сделал полшага назад. — Вы можете подождать в холле.

Питт огляделся. Изнутри дом был больше, чем казался снаружи. Он имел большую парадную лестницу, ведущую на площадку второго этажа, которая расширялась в обе стороны. В холле располагались полдюжины дверей. Поднаторев в розыске украденных ценностей, Томас стал немного разбираться в изобразительном искусстве; поэтому при виде картин на стенах он смог заключить, что те были действительно хороши и могли бы удовлетворить самый взыскательный вкус. Сам Питт предпочитал картины современной импрессионистской школы с размытыми линиями, облаками и водой, сливающимися в дымке света. Был здесь еще один портрет, написанный в манере Берн-Джонса [3] Эдвард Коли Берн-Джонс (1833–1898), английский живописец и иллюстратор, близкий по духу к прерафаэлитам; один из наиболее видных представителей движения ремесел и искусств. , который привлек внимание Томаса. На нем была изображена женщина необыкновенной красоты — блестящая, гордая и чувственная.

— Господи! — просипел Форбс, буквально потеряв дыхание при виде всей этой роскоши.

Питт понял, что констебль раньше никогда не бывал в таких домах, как этот, — разве что в комнатах для прислуги. Инспектор испугался, что неуклюжесть Форбса испортит все дело.

— Почему бы тебе не пойти расспросить слуг? — предложил он. — Может быть, дворецкий или служанка выходили на улицу в это время… Люди сами не понимают, как много всего они замечают.

Форбс колебался. С одной стороны, ему хотелось остаться и продолжить знакомство с этим новым для него миром. С другой — еще больше ему хотелось вернуться в более знакомую ему сферу и начать делать что-то, в чем он разбирался. Наконец констебль пришел к естественному для себя решению.

— Правильно, сэр! Да, я так и сделаю. Можно также порасспрашивать в других домах. Как вы верно заметили, люди не помнят, что они видели, до тех пор пока их не тряхнешь хорошенько, верно?

Вернувшийся слуга провел Питта в комнату для утренних приемов и ушел. Через пять минут появилась Джессамин Нэш. Томас сразу же узнал ее. Это была та самая женщина с портрета в холле — с теми же широко расставленными глазами, прямым взглядом, с тем же ртом, блестящими волосами, густыми и мягкими, как летнее поле. Сейчас она была одета в черное, но это никак не омрачало ее красоты. Она стояла прямо, немного задрав подбородок.

— Доброе утро, мистер Питт. Что вы хотели спросить у меня?

— Доброе утро, мэм. Прошу прощения за то, что должен побеспокоить вас при столь трагических обстоятельствах…

— Я понимаю, что это необходимо. Вам не нужно извиняться. — Она ходила по комнате с необычайной грацией, не присев и не предложив сесть ему. — Естественно, вы должны расследовать, что случилось с Фанни, с бедной девочкой… — На мгновение ее лицо застыло. — Она была еще ребенком, вы знаете… очень невинной, очень… юной.

Эти слова совпадали с оценкой самого Питта — чрезвычайно юная.

— Я сожалею, — тихо произнес Томас.

— Спасибо.

По ее тону инспектор не понял, верит ли миссис Нэш, что он действительно сожалеет, или она принимает его слова за простую вежливость, выказываемую в силу приличий. Томасу захотелось убедить ее в искренности своих чувств. Впрочем, какое ей дело до участия какого-то полицейского…

— Скажите мне, что случилось. — Он рассматривал спину миссис Нэш, пока та стояла у окна. Она была очень стройной; линия плеч, укрытых шелком, выглядела изысканно мягкой. Голос хозяйки дома, когда она начала говорить, не выражал никаких эмоций, как будто она повторяла нечто хорошо отрепетированное заранее.

— Я была дома вчера вечером. Фанни жила здесь со мной и моим мужем. Она была сестрой моего мужа, сестрой по отцу. Я полагаю, что вы это уже знаете. Ей было всего семнадцать лет. Она была помолвлена с Алджерноном Берноном, но свадьбу отложили по крайней мере на три года — до тех пор, пока ей не исполнится двадцать.

Питт не прерывал ее. Он редко прерывал кого-либо. Даже незначительные замечания, казалось бы, совершенно не относящиеся к делу, могут позднее сыграть свою важную роль — например, выдадут скрываемые чувства, а то и нечто большее. Томас хотел узнать все, что мог, о Фанни Нэш; как другие люди воспринимали ее, и что она значила для них.

— Такой срок может показаться очень долгим для помолвки, — продолжала Джессамин, — но Фанни была очень молода. Она росла одна, вы понимаете. Мой свекор женился во второй раз. Фанни на двадцать лет моложе моего мужа. Она всегда казалась ребенком. Не то чтобы простушкой… — Миссис заколебалась, и Питт заметил, что ее длинные пальцы поигрывают фарфоровой фигуркой на столе, крутя ее туда-сюда. — Просто… — Она искала подходящее слово. — Бесхитростная… невинная.

— И она должна была жить здесь, с вами и вашим мужем, до своего замужества?

— Да.

— Почему так?

Миссис Нэш посмотрела на Томаса с удивлением. Ее голубые глаза были просто ледяные, в них не стояло слез.

— Ее мать умерла. Естественно, мы предложили ей дом. — Она холодно и чуть заметно улыбнулась. — Молодые девушки из хорошей семьи не живут одни, мистер… извините… я забыла ваше имя.

— Питт, мэм, — ответил Томас с той же холодностью. Он был раздражен. Удивительно, что он еще мог быть чувствительным к неуважению после стольких лет такой работы. Впрочем, Питт не показывал этого, мысленно улыбаясь. Шарлотта была бы сейчас разъярена; слова вылетали бы из ее рта в тот же момент, как приходили ей в голову. — Я думал, она могла бы остаться со своим отцом.

Улыбка все-таки прорвалась на поверхность, выражение лица Томаса смягчилось. Джессамин ошибочно приняла это за самодовольство. Краска прилила к ее необыкновенно красивому лицу.

— Фанни предпочла жить с нами, — сухо произнесла она. — Это понятно. Девушка не должна появляться в свете без сопровождения — предпочтительно сопровождения леди из ее собственной семьи, которая может дать ей при случае верный совет. Я всегда была рада делать это. Вы находите это правильным, мистер… Питт? Вы же не просто потворствуете своему любопытству? Впрочем, наш образ жизни, вероятно, совсем не знаком вам.