Виктор Пронин - Банда - 4

- Похоже на то...

- И о чем тебе это говорит?

- А тебе? - бездумно спросил Пафнутьев, все еще пытаясь придти в себя.

- Говорит и очень внятно,- произнес Худолей хриплым, сорванным от нечеловеческого крика голосом.

- Господи,- простонал Пафнутьев.- Скажи, наконец, о чем тебе все это говорит?

- Паша! - озаренно воскликнул Худолей.- Ты не знаешь? Не догадываешься? Не чувствуешь? А я сразу сообразил... Обмыть все это надо, Паша, хорошо обмыть! Чтобы никогда в жизни, никогда в будущем не случилось ничего подобного! Ни с кем, Паша!

- Согласен.

- Немедленно?

- Прям счас...- с трудом проговорил Пафнутьев, но улыбка, правда, несколько растерянная, но пафнутьевская, шалая и глуповатая улыбка, осветила его лицо.

- Так я пошел? - обернулся от двери Худолей.

- Дуй... Только это... Нигде не задерживайся. Ни на минуту!

- Ох, Паша... Если б ты только знал... Твои слова вызывают в моей душе неподдельный трепет!

- Дуй... Встрепенемся вместе. Только это... Конверт цел?

- Паша!

- Вовнутрь не заглядывал?

- Паша!

- А то ведь на снимках отпечатки Бевзлина-шмевзлина...

- Паша! - с каждым возгласом в голосе Худолея было все больше гнева и оскорбленности, но это был восторженный гнев и счастливая оскорбленность.

- Все, иди,- Пафнутьев махнул рукой, и воодушевленного Худолея мгновенно вьюесло из кабинета волной, порожденной слабым движением пафнутьевской руки.

Часть третья.

КОНТРОЛЬНЫЙ ВЫСТРЕЛ В ГОЛОВУ

Рабочий день закончился, кабинеты и коридоры прокуратуры опустели, и лишь уборщица, громыхая ведрами и шваброй, медленно передвигалась по этажам, очищая пол от окурков, скомканных бумажек, конфетных оберток и прочих отходов, которые оставляли здесь жалобщики, истцы и ответчики. Пафнутьев и Андрей сидели в кабинете, не зажигая света и заперев дверь на ключ - с некоторых пор выяснилось, что это просто необходимо. Время от времени долго и назойливо звонил телефон, но Пафнутьев не поднимал трубку. Нет, дескать меня, не ищите, не найдете.

Андрей расположился в жестковатом кресле возле простенка, Пафнутьев остался на своем месте, он уютнее и увереннее чувствовал себя именно за столом, где под рукой были ящики с документами, телефон, бумага, ручка. Оба поделились испытаниями, вьшавшими на их долю за последние несколько дней, и теперь молча осмысливали происшедшее.

В кабинете давно уже наступили сумерки, и лишь по вспышкам света, пробегавшим по шторам, можно было догадаться, что машины на улице уже включили фары. Пафнутьев надсадно вздыхал, громоздко и неуклюже ворочался в кресле и снова затихал, найдя позу, в которой он мог просидеть еще какое-то время.

- Ну что, Андрюша... Как дальше жить будем? - спросил он негромко полумрак в комнате вынуждал говорить тише, да и не было надобности повышать голос, замершее здание прокуратуры позволяло разговаривать даже шепотом.

- Как жили, так и дальше будем жить.

- Поприжало нас маленько... Тебе не кажется? И пожаловаться некому... Засмеют. Нет, скажут, такой опасности, черти нам мерещатся, креститесь чаще, скажут нам... Но мы-то с тобой знаем, что все всерьез.

- Знаем,- кивнул Андрей.

- Да, Бевзлин звонил... Один из его телохранителей, который тебя обижал... Помер.

- Знаю. Он и должен был помереть.

- Почему?

- Я немножко ответил ему..! После таких приемов не живут.

- А ты не погорячился?

- Или он меня, или я его. Мне повезло больше, ему тоже повезло, но меньше.

- А знаешь, Андрей, какой наиболее вероятный исход из всего, что случилось за это время? Меня выгонят.

- За что?

- За что угодно. Например, за то, что у меня в носу две дырки, а не три. За то, что пупок в нижней части живота, а не в верхней. Бевзлин подарил по хорошей машине нашему губернатору и всем его заместителям. И они не смогут отказать ему в маленькой просьбе. Его фирма потеряла трех человек - налицо разгул преступности. А кто, кого, за что... Все это не так уж важно.

- Значит, надо опередить Бевзлина.

- В чем?

- Как всегда, Павел Николаевич, как всегда... В нанесении удара. Пока мы будем опережать, остается шанс выжить. Надо лишить его возможности высказать губернатору свою просьбу. Пусть он не успеет ни о чем попросить.

- Как?

Андрей молча передернул плечами. Ответ напрашивался сам собой, а произносить очевидные слова он не любил. Да и Пафнутъев прекрасно знал ответ на собственный вопрос. В кабинете наступило долгое молчание, но не сонное, нет, это было сосредоточенное молчание. Пафнутьев даже ни разу не заворочался в своем жестком кресле, не поменял позы. Время от времени вспыхивал свет фар на занавесках, слышался визг трамвая на повороте, но приглушенно, терпимо. Потом появился несильный ритмичный шум в коридоре - приближалась уборщица, ее швабра натыкалась на ножки стульев, билась о плинтуса, о запертые двери кабинетов. Дойдя до пафнутьевской двери, уборщица подергала ручку и двинулась дальше, она была даже рада пройти мимо запертого кабинета.

- Надо выманить его из берлоги,- негромко произнес Андрей, чтобы даже уборщица не догадалась, что в кабинете кто-то есть.

- Как? - повторил Пафнутьев.

- Большая рыба клюет на живца.

- Не понял? - Пафнутьев повернулся, пытаясь рассмотреть выражение лица Андрея, но тот сидел в тени и тусклый свет из окна не достигал его.

- Большая рыба клюет на живца,- повторил Андрей. На этот раз Пафнутьев не стал переспрашивать. Днем, когда прокуратура гудела от страстей, от горя и ненависти, когда он сам был взвинчен и раздражен, Пафнутьев заставил бы Андрея выразиться подробнее, но сейчас у него не возникло даже такого желания, и так все было ясно.- Как вы думаете, Павел Николаевич,- заговорил Андрей, осторожно подбирая слова,- как вы думаете, есть ли у Бевзлина сейчас человек, которого он ненавидит больше всех на белом свете?

- Есть,- сказал Пафнутьев, помолчав.- И я знаю этого человека. Ты его тоже знаешь. Он так его ненавидит, так ненавидит, что теряет самообладание при одном только упоминании о нем. Бевзлин покрывается красными пятнами и начинает биться в мелкой дрожи, едва лишь вспомнит этого человека, Андрюшенька.

- Ну вот, видите, как хорошо,- по голосу Пафнутьев понял, что Андрей улыбается.

- Что же тут хорошего?

- Из этого человека можно изготовить прекрасного живца.

- Это не просто,- заметил Пафнутьев.

- А у нас, Павел Николаевич, нет выбора,- произнес Андрей.- Мы можем, конечно, поплясать немного вокруг да около, но рано или поздно все равно придем к этому решению. Сделать все надо, не откладывая. Времени нет, Павел Николаевич.

В кабинете опять наступила тишина. За окном стемнело, и все ярче становились уличные огни. Теперь проносящиеся на повороте машины изредка светом фар выхватывали из сумрака лицо Пафнутьева, и оно вспыхивало ярким розовым пятном.