Ежи Эдигей - Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллюстрациями

— Конечно, видела я эту дамочку. Это такая в красном замшевом пальто… В котором часу, не спрашивайте меня, миленький, не помню. Не очень рано утром, а точнее не скажу. Я получила с нее пенни и впустила, как положено. Чемодан у нее был с собой. И уж хорошенькая до чего, как картиночка. Я еще, помню, подумала, небось манекенщица, или звезда, или уж не знаю кто….

— Вы видели, как она уходила?

— Каюсь, не углядела. Правда, в субботу утром поворачиваться только поспевай. Все дамочки набегаются по магазинам — и ко мне. Не видела я, как она ушла. Выпьете портеру, офицер?

Миссис О'Рейли ничего не сумела добавить, кроме того, что Вероника вошла в последнюю кабинку слева от входа.

Туалет был тотчас же оцеплен, что причинило большие неудобства женской половине пассажиров. Генри лично явился исследовать место, где его племянницу видели в последний раз.

Ничего примечательного в кабинке, которой пользовалась Вероника, не оказалось. Такая же, как остальные. В мусорной корзинке у двери валялись скомканные бумажные салфетки, обертки из-под шоколада. Весь этот сор был тщательно рассортирован и изучен.

Вдруг Генри воскликнул:

— Вот что она оставила!

Сержант взглянул на него с благоговейным ужасом, как на волшебника.

— Откуда вы знаете, сэр?

Генри поднял бумажную салфетку со следами коричневой губной помады.

— Поручиться, конечно, не могу, только вряд ли в этой же кабинке побывала еще одна девушка, которая красит губы такой же помадой.

— Похоже, она перечесывалась тут и заново намазалась, — сказал сержант. — На полу валяются заколки — как раз от светлых волос… Жаль только, неизвестно, что она сделала потом.

— Вот именно, — согласился Генри.

След обрывался намертво. Что же случилось с Вероникой, когда она шла от дамской комнаты к десятой платформе? Самое вероятное — она встретила знакомого, который знал, что она будет тут. Тот ей что-то наплел, и Вероника раздумала ехать в Порчестер поездом. Скорее всего этот знакомый предложил подвезти ее в Хэмпшир на автомобиле, сказав, что Дональд уже ждет в машине. Это объяснение напрашивалось сразу. Были еще две версии, и обе они внушали еще более мрачные опасения.

Вернувшись в Скотланд-Ярд, Генри еще раз просмотрел свои записи, сделанные в течение дня. Самое главное — было установить, где находился в одиннадцать утра в субботу каждый из тех, кто знал о совместной поездке Дональда, и Вероники. Генри составил два списка — тех, у кого было, алиби, и тех, у кого оно отсутствовало. Дональд Маккей возглавлял список лиц, чьи действия были известны. Хотя Генри почти не сомневался в показаниях Маккея-старшего, он все же попросил местную полицию проверить их. Дональда хорошо знали в деревне. И станционные служащие, и местные лавочники подтвердили: да, он приехал в пятницу вечером и пробыл до воскресенья. Правда, его отец вспомнил, что в субботу утром Дональд встал рано и отправился на прогулку. Но уже в четверть первого он состязался в местном баре в метании стрел.

За именем Дональда следовало имя Бет Конноли. Была у парикмахера с 10.30 до полудня.

Потом обедала у подруги.

Тереза и Майкл засвидетельствовали алиби друг друга. Утверждали, что все время просидели дома и служанка может это подтвердить. Но она не подтвердила.

Последними в списке шли Николас Найт и Горас Барри, почти не внушавшие подозрений. Генри включил их, потому что помнил: Барри был в ателье у Найта в пятницу утром, и тогда же там находилась Вероника. Расспросив обоих. Генри установил, что в субботу Николас работал у себя в ателье с десяти утра до пяти вечера и даже обедал всухомятку, сандвичами. — дюжина его служащих могла это подтвердить. А Горас Барри с пятницы был в Брайтоне у друзей.

Другой список начинался с Рэчел Филд, заявившей, что все субботнее утро она занималась покупками в Кенсингтоне на Хай-стрит. Поскольку она назвала только, большие магазины, в которых по субботам бывает ужасная толчея. Генри ничуть не удивился, услышав, что никто ее не запомнил. К тому же в отличие от Вероники Рэчел Филд была особой незаметной.

Следующим значился Патрик. Он был дома и работал. В половине десятого открывал дверь почтальону, принесшему посылку. Больше никого не видел. Неудовлетворительным был и ответ Марджори Френч. Она сообщила, что взяла домой работу и все утро прокорпела над ней.

В ее показаниях был все же один любопытный факт. Марджори утверждала, что несколько раз она пыталась дозвониться Патрику, чтобы пойти вместе на похороны Элен, но у него все время было занято. Она даже позвонила на станцию, и ей сказали, что в квартире Патрика снята трубка. Когда об этом спросили Патрика, он ответил, что часто снимает трубку — не хочет, чтобы его отвлекали. Объяснение вполне правдоподобное, но все же и оно оставляло место для сомнений.

И уж совсем неудовлетворительный ответ дала Олуэн Пайпер. Утро началось у нее с того, что она взялась упаковывать вещи Элен, но это грустное занятие подействовало на нее угнетающе… Поняв, что не сможет выдержать церемонию похорон, она с половины одиннадцатого кружила по улицам, по каким — не помнит. Только в три часа она почувствовала голод и поела в кафе. Генри чудом удалось найти это кафе, и владелец ее вспомнил. Но это опять-таки ничего не доказывало.

Последним в списке лиц, не имеющих алиби, был Годфри Горинг. Хотя он утверждал, что никогда не слыхивал о Веронике Спенс, Генри решил его проверить, поскольку Горинг в пятницу находился в редакции. Горинг заявил, что все утро в полном одиночестве провел за работой. Впрочем, обедал он, как всегда, в «Оранжери», и уж тут в свидетелях не оказалось недостатка. Но вот что было необычно: как сообщил швейцар, Горинг пришел не из редакции, а подкатил на своей машине. Горинг объяснил это тем, что утром оставил машину на платной стоянке, а днем решил ее забрать.

Генри внимательно изучил оба списка. На втором из них он поставил маленькие крестики против имен Патрика, Марджори и Горинга — у всех троих были свои машины.

Затем Генри задумался. Он думал о том, что говорила ему при их последней встрече Вероника, и об измазанной бумажной салфетке. Думал он и о сотрудниках «Стиля», и о пропавшем ключе, и о Николасе Найте, и о Горасе Барри, и о том пакетике, который Тереза привезла из Парижа. Но больше всего он думал о Дональде Маккее.

Без четверти десять он позвонил Дональду домой, и квартирная хозяйка сообщила, что мистер Маккей ушел в шесть часов, а куда и когда он вернется — она не знает. Генри надел плащ и пешком направился на Эрл-стрит.

Лил холодный дождь. Ветер насквозь продувал узкую улицу. В здании «Стиля» было темно и пусто. В ателье Николаса Найта светилось два окна, и свет падал на залитую дождем мостовую. Только ресторан был ярко освещен, но даже швейцар предпочел укрыться за дверью. Единственным живым существом был одиноко маячивший под дождем продавец роз.