Ежи Эдигей - Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллюстрациями

— А покупала их я! — радостно сообщила Вероника. — Я их купила, отдала мисс Мастерс, а потом…

— ...они исчезли из ее чемодана. Видимо, Элен, зная, что чернила там, взяла их и поставила к себе на стол. Это решило ее судьбу… Это и еще одно: Элен случайно открыла чемодан Рэчел, оттуда вывалилась оберточная бумага, и когда Элен включила электрокамин…

— Генри! Нельзя ли помедленней, — взмолилась Эмми.

— Хорошо. Вернемся к вечеринке у Горинга. Патрик выпил больше чем следовало. Он терпеть не может Найта и, чтобы его допечь, ляпнул что-то вроде: «Нам с Элен известны ваши замыслы». Это испугало Найта. Как только он высадил Барри, они с Рэчел принялись совещаться. Найт сказал, что нужно тотчас сжечь бумагу и уничтожить улики. Рэчел пришлось признаться, что бумага все еще у нее в чемодане, а чемодан в редакции, в комнате у Элен. Тогда Найт потребовал, чтобы она немедленно забрала чемодан. Что тут особенного? Она войдет к Элен и скажет, что пришла за чемоданом. Они вернулись на Эрл-стрит. Рэчел вошла в редакцию, — открыв дверь своим ключом, а Николас отправился домой..

В редакции было темно и тихо, только в комнате Элен горел свет и стучала машинка. Элен была поглощена работой, если она и слышала, как стукнула дверь лифта, то решила, вероятно, что это Олуэн вернулась за чем-либо. Рэчел подошла к двери и остолбенела. Чемодан открыт, оберточная бумага высунулась, и на ней ясно видны все линии и пометки, проступившие из-за включенного электрокамина. А на столе у Элен — бутылочка купленных в Париже невидимых чернил. Мне-то кажется, Элен тогда еще не заметила, что произошло с бумагой. Но она, несомненно, увидела бы, это утром. Рэчел поняла: игра проиграна. Годы борьбы, обманов и; интриг потеряны понапрасну. Годы, потраченные на то, чтобы сделать Николаса богатым и знаменитым… Неужели все это должно окончиться позором и тюрьмой? Вот тут-то она и вспомнила о термосе и циане. Она тенью проскользнула по коридору, налила яд, тщательно вытерла термос и спустилась по лестнице. Потом, наверное, из телефонной будки во дворе она позвонила Николасу и сказала, что ему нужно сделать. Окно его спальни расположено прямо против кабинета Элен. Оттуда он должен наблюдать за нею. Как только она умрет, он перебежит улицу, откроет дверь: ключом, который передаст ему Рэчел, и, войдя в редакцию, заберет оберточную бумагу и пузырек с чернилами. Ключ потом пусть выбросит. Им временно придется избегать каких-либо контактов, и он не сможет вернуть его Рэчел, Об исчезновении ключа она заявит поздней, когда все успокоится. Надо отдать Найту справедливость, он выполнил все точно, только чересчур поспешно. Нервы не выдержали: он второпях вытащил бумагу, а все остальное просто бросил на полу. Но педантичная Рэчел ужасно рассердилась, увидев, как неловко он все проделал — ведь этим он привлек внимание к ее чемодану. Если бы он снова уложил его и запер, мы так никогда и не выяснили бы правды.

— А откуда вы все это знаете, дядя Генри? — не выдержала Вероника. — Они признались?

— Кое-какие подробности они добавили. Но о главном я сам догадался. Рэчел выдала себя.

— Как?

— Она должна была заявить о пропаже ключа. А ей пришлось сказать, что она этого не заметила… Но я не мог в это поверить — ключ был в общей связке — большой, тяжелый… Затем мне показалась подозрительной ее растерянность, когда я сказал: убийца возвращался, чтобы обыскать чемодан. Она ведь знала уже, что в ее чемодане кто-то рылся, видела разбросанные вещи. Ее другое испугало. То, что мне известно: убийца входил в здание позднее. Теперь я чувствовал, что напал на след, и она знала это. Не хватало только доказательств. Выкройки сожжены, чернила вылиты.., а без прямых улик нельзя составить обвинительное заключение. Вот тут-то и вмешалась моя очаровательная, но глупенькая племянница… — Он повернулся к Веронике:

— Будешь продолжать?

— И ничего не глупенькая, — отрезала Вероника, — а очень даже толковая. Мисс Мастерс поручила мне купить эти чернила… Она ведь и сама не знала, для чего они нужны. Мне тоже в голову не приходило, что они как-то связаны с убийством. Потом вдруг я вспомнила, как в прошлом году; сразу после выставки парижских коллекции, видела у Найта в ателье — он тогда кроил одно из своих «парижских экстра» — листы оберточной бумаги с этими чудными чернильными пометками. Тут-то я смекнула, что к чему. Хотела рассказать дяде Генри, но он был ужасно противный и не позволил мне рта раскрыть. Ну я и подумала: «Хорошо же. Вот возьму и сделаю все сама!» Вернее, не сама, а вместе с Дональдом.

— Вернее, втянула в эту историю бедного мальчика, — уточнила мать. (Она не зря воспитала четырех красивых дочек.)

— Но он не испугался. Да, мой хороший?

Он смотрел на нее так, что было ясно: он не испугается ни самого черта, ни пожара, ни наводнения, лишь бы быть с ней вместе.

— Ну вот, — Вероника снова стала серьезной. — В том, что Найт замешан, я не сомневалась! Но у него должен быть сообщник — ведь сам он не ездил в Париж. И я вот что придумала: стала болтать у него в ателье и повсюду, что знаю его тайну. А в модных домах сплетни мигом разносятся. Потом я решила исчезнуть. Думаю: спрячусь где-нибудь в безопасном местечке, а Дональд, как ястреб, будет следить за квартирой Найта и узнает, кто сообщник. Тот непременно явится к Найту, когда разнесется слух, что я исчезла. Ведь каждый из двоих будет считать — что второй принял меры.

— Мне редко случалось слышать о более глупой затее, — заметил Генри. — Неужели тебе не приходило в голову, что после твоего исчезновения Найт и его сообщник и вовсе прекратят общение между собой? Когда я обнаружил бедного Дональда на тротуаре против окон Найта…

— Я заплатил цветочнику десять фунтов, чтобы он уступил мне место, — мрачно вставил Дональд.

— Ну не чудо ли он? — проворковала Вероника. — И ни разу не пожаловался. Уж не знаю, глупая ли наша затея, но она удалась.

— Лишь после того, — возразил Генри, — как дело взял в свои руки более здравомыслящий человек. Впрочем, расскажи, как это ты исчезла?

— Сперва мы выбрали Порчестер. Потом у Дональда заболела мать, и мы придумали новый план, поинтересней. Дональд отправился в Эссекс в пятницу, вроде как подготовить почву. В пятницу вечером я сама себе послала телеграмму. На почте я вела себя как можно подозрительней… Надеюсь, телеграфист меня запомнил: я старалась изо всех сил. Разве что не стояла на голове.

— Он не голову твою запомнил, а ноги.

— Слушайте дальше. Телеграмма пришла в субботу утром, и я показала ее Нэнси. Потом я намазалась парижской косметикой, раскрасилась, как индеец перед боем, да еще надела красное пальто, — чтобы уж всем в глаза бросаться. Держу пари, таксист меня тоже запомнил!