Вениамин Полубинский - Знакомьтесь: МУР

Через некоторое время вместо хозяина кельи появились двое неизвестных. Их задержали, обыскали и связали на всякий случай. Вскоре пришел еще один человек. У него изъяли два пистолета. Не успели еще справиться с непрошеным гостем, как к келье подъехала телега. На ней еще два преступника с чемоданами и узлами. При попытке задержать их одному удалось бежать, другого обезоружили и связали.

Допросили извозчика.

— Откуда везешь узлы и чемоданы?

— На Солянке меня подрядили, — ответил тот.

— Давай, Николай, быстренько смотайся до ближайшего телефона, — тут же поручает Тыльнер Синельникову. — Позвони инспектору Замоскворецкого района Счелокову: пусть сам приезжает или кого-нибудь пришлет разобраться, не из греческой ли конторы все это добро?..

Так была арестована и обезврежена группа воров, орудовавших в нескольких районах города. Вскоре задержали и пятого участника воровской шайки, сумевшего удрать с Троицкого подворья.

Может возникнуть вопрос: коль скоро в МУРе так четко была организована работа, муровцы знали в лицо почти всех местных «профессионалов» преступного мира, почему они одним ударом не покончили с ними? Почему после окончания гражданской войны и иностранной интервенции число опасных преступлений в Москве не только не сократилось, а заметно возросло? Почему коэффициент преступности, то есть число правонарушений на тысячу жителей в Москве, был выше, чем в среднем по стране и даже по другим крупным городам страны.

Тому есть ряд причин. Нельзя забывать, что преступность в столице имела свои особенности. Скажем, на ее структуре и динамике до определенного времени существенно сказывалось массовое сосредоточие в Москве всевозможных анархистских формирований от «Черной гвардии» до действующей под флагом анархии бандитской шайки «Граком». О вкладе анархистов и примазавшихся к ним явных преступников в уголовную статистику свидетельствует тот факт, что после разоружения анархистских групп уголовная преступность в городе сократилась на 80 процентов.

Отрицательно отразилось на состоянии революционного порядка в столице и то обстоятельство, что ко времени переезда Советского правительства из Петрограда в Москву здесь скопилось около 38 тысяч офицеров царской армии. Или тот факт, что столица больше, чем любой другой город, привлекала к себе крупных преступников-гастролеров. Они специально приезжали сюда, чтобы совершить налет на банк или кассу, кого-то «по-большому» ограбить, и быстро убирались восвояси.

Однако причины высокого уровня преступности в Москве следует рассматривать в общей взаимосвязи с экономическим положением и социальной обстановкой в целом в молодой Республике Советов. Немаловажными объективными причинами преступности в первые послереволюционные годы стали разруха, безработица, голод и нищета. Развязанная контрреволюцией гражданская война и иностранная интервенция опустошили Россию до предела, ввергли народные массы в невиданную нужду. Ущерб, причиненный войной, составил около 50 миллиардов золотых рублей.

В результате разорения заводов и фабрик, добывающей и перерабатывающей промышленности, промыслов и транспорта огромная армия работоспособных людей не могла найти применения своим рукам. К примеру, даже в 1926 году — в канун десятилетия Советской власти, на учете в биржах труда состояло миллион сто восемьдесят две с половиной тысячи безработных.

Колоссальных размеров достигла беспризорность несовершеннолетних. Надежда Константиновна Крупская писала об этой поистине всенародной беде:

«У нас зарегистрировано 7 000 000 беспризорных (а сколько не зарегистрировано!), а в детские дома, самое большое, помещено 800 тыс. Куда девать остальных!»

Эти и другие общие для всей страны объективные причины преступности в Москве проявлялись в особо обостренной форме. Ибо в силу своего положения столица «притягивала» не только безработных, беспризорных, голодных и обездоленных, рассчитывающих найти здесь средства к существованию, но и разного рода аферистов, искателей легкой жизни.

Заметным ростом преступности в Москве отмечены годы нэпа. Характерный для этого периода разгул частнособственнической, мелкобуржуазной стихии с ее психологией обогащения любыми средствами сопровождался постоянным увеличением всякого рода правонарушений. Появилась весьма многочисленная категория преступников особого рода — нэпманов со специфическими для них всевозможными мошенничествами, кражами, хищениями, разного рода хозяйственными и валютными махинациями. С другой стороны, сами они становились «заманчивым» объектом для воров, грабителей, вымогателей, других преступников.

Вместе с оживлением частной торговли и делового предпринимательства, различных промыслов и услуг в городе, как грибы после теплого дождичка, стали появляться во множественном числе питейные и увеселительные заведения, игорные казино и курильни опиума. Полулегально существовали «салоны для мужчин», такие как заведения «Мадам Люсьен» на Рождественском бульваре или «Генеральши» в Благовещенском переулке, рядом с широко известной художественной фотографией Напельбаума, рекламный щит которой представлял и «девочек» соседнего салона.

В такой обстановке, естественно, ни о каком сокращении преступности и речи быть не могло. Да и внутри самого преступного мира происходили определенные качественные изменения, оказывавшие негативное воздействие на структуру и динамику правонарушений в те нелегкие 20-е годы.

После Октябрьской социалистической революции преступный мир России пополняется главным образом за счет бывших белогвардейцев, контрреволюционных недобитков, анархистов, другого мелкобуржуазного отребья. Вначале «новые» не имели еще достаточных преступных навыков, четкой организации и крепких связей между собой, постоянных мест сбыта награбленного и похищенного. Короче, выглядели дилетантами, людьми весьма беспомощными в преступном ремесле. Профессиональные преступники с дореволюционным уголовным прошлым этих «неумех» окрестили жиганами — так в прежние времена именовали тюремный пролетариат, базарных босяков и проигравшихся в карты неплатежеспособных должников.

Однако дилетанты-жиганы имели одно существенное преимущество перед малограмотными, с низким интеллектуальным уровнем профессионалами старого преступного клана. Выходцы из буржуазной и мелкобуржуазной среды, жиганы имели более высокое общее развитие. Где хитростью, где силой, они сумели подмять под себя «старых» и скоро оказались во главе большинства преступных банд и шаек, стали задавать тон в преступных сообществах на свободе и в местах заключения.