Вениамин Полубинский - Знакомьтесь: МУР

И вот спустя четыре месяца одна из картин неожиданно объявилась. В первых числах сентября 1927 года через итальянскую миссию подданный Италии Феликс Лопайне, находившийся в нашей стране по коммерческим делам, передал органам милиции картину Пизано «Бичевание Христа». При этом он рассказал, что в конце августа городской посыльный принес ему отпечатанное на машинке письмо, подписанное «Братья Плятор». Анонимный автор, скрывавшийся за этим псевдонимом, предлагал коммерсанту купить у него одну из ранних работ родоначальника итальянского Возрождения в живописи знаменитого Пизано. На следующий день тот же посыльный доставил ему картину «Бичевание Христа». А через несколько дней Лопайне по почте получил письмо от того же автора, но отправленное из Ленинграда. Автор сообщал, что картину Пизано он приобрел по случаю, однако, здраво рассудив и не поддаваясь страсти коллекционирования, готов уступить эту редкость ее законным ценителям на родине художника, в Италии. Далее аноним, с явным намеком на возможные выгоды от приобретения у него картины, писал:

«Вы, наверное, представляете и согласитесь со мной, что кроме отечественной стороны Италия представляет собой исключительный рынок художественных произведений, откуда, несмотря на правительственные запрещения, ищущие там янки и англичане вывозят много мировых шедевров. По моим личным предположениям, официальные консульские представители в Москве менее пригодны для сбыта, нежели отдельные частные коммерсанты-иностранцы…

Вы, конечно, понимаете, что всякая экспертиза картины — излишня, и стоимость ее на рынке, безусловно, достигает десятков тысяч рублей… Я, зная Вас и по юнкерству, могу рассчитывать на Ваше содействие… Размер картины, не нужной в Советской России никому, составляет всего лишь 1/4 аршина в квадрате, что очень удобно для отправки».

В последние дни, объяснил Лопайне, неизвестный абонент от имени неизвестного продавца, приславшего ему картину, несколько раз звонил по телефону и пытался договориться о получении денег за посылку. Однако он ни в какие контакты вступать с неизвестными не желает и передает картину и письма властям.

Сотрудники МУРа хорошо понимали, что коммерсант руководствовался отнюдь не любовью к нашей стране, отказываясь от покупки картины у неизвестного продавца. В годы гражданской войны Лопайне пребывал в Советской России в форме югославского офицера и служил какое-то время в колчаковских войсках. Не зная, кто именно прислал ему картину, намек автора письма на какое-то их знакомство еще «по юнкерству», отказ продавца от предложения Лопайне встретиться — все это его насторожило. Он заподозрил возможность провокации, поэтому и сообщил обо всем происшедшем органам власти не лично, а через итальянскую миссию.

Однако теперь муровцы знали, что картины похищены с целью перепродажи за границу. Это, естественно, прибавило беспокойства за их судьбу. Розыскные мероприятия были активизированы. К поиску пропажи из Музея изящных искусств решено было привлечь общественность. О краже широко оповестили через печать население. Наркомпрос и НКВД обещали солидное вознаграждение тому, кто укажет местонахождение картин. Еще раз самым тщательным образом проверили возможность причастности к преступлению не только профессионалов-рецидивистов музейных воров, но и преступников других квалификаций, а также подозрительных лиц, вращающихся в богемном мире, и художников с темным прошлым.

Но несмотря на целый ряд самых энергичных розыскных мероприятий в Москве и других районах страны, похищенные картины обнаружить не удалось. Не смогли установить и неизвестного, который писал письма Лопайне и разговаривал с ним по телефону.

Время шло, а усилия многих опытных сотрудников МУРа не продвинули раскрытие дела ни на шаг. Лишь через четыре с лишним года наступила развязка в затянувшемся расследовании этого преступления.

В сентябре 1931 года оперативным работникам МУРа стало известно о том, что некто Федорович, часто посещающий бега и азартный игрок в тотализатор, располагает какими-то сведениями о судьбе похищенных в 1927 году из Государственного музея изящных искусств картин. Проиграв на скачках крупную сумму денег, он попросил у приятеля одолжить ему на время рублей триста, сообщив, что скоро у него будет достаточно денег рассчитаться с долгами.

— Откуда? — спросил приятель.

— Наркомпрос и НКВД выплатят мне за картины, которые никак не могут найти. Я им помогу, — самодовольно заявил Федорович.

Претендентом на вознаграждение двух наркоматов заинтересовались. Выяснились интересные детали его биографии. В начале 20-х годов, будучи начальником административно-хозяйственной части курсов переподготовки работников одного из ведомств, Федорович занялся спекуляцией казенной муки. Когда вскрылись эти махинации, его уволили с работы и исключили, или, как тогда говорили, вычистили из партии. Сменив несколько мест работы, он устроился в Наркомат почт и телеграфа. Вскоре был избран секретарем рабочкома электромонтажных мастерских наркомата. В его обязанности входило собирать членские взносы. В момент, когда он попал в поле зрения милиции, рабочий комитет готовился рассматривать дело

«о присвоении Федоровичем членских взносов в сумме 865 рублей и проигрыше их на скачках».

После обстоятельной проверки всех данных Федоровича пригласили в уголовный розыск. Беседовал с ним сам начальник МУРа Л. Вуль. Разговор продолжался более двух часов.

Уже в самом начале беседы Федорович заявил, что лично ему неизвестно, где находятся картины, но его друг, художник Кокорев, однажды признался ему, что знает место их укрытия. Из дальнейших довольно путаных и разноречивых показаний можно было заключить, что Федорович неискренен и что-то утаивает.

Когда Вуль попросил его подробнее рассказать о Кокореве и обстоятельствах, при которых тот говорил о похищенных из Музея изящных искусств произведениях, Федорович рассказал о давнем их знакомстве, еще по учебе в кадетском училище. Потом пути-дороги приятелей разошлись. Но в 1922 году Кокорев вернулся в Москву из Одессы, где учился в художественной школе. Их приятельские отношения возобновились, они вместе посещали ипподром, играли на скачках, много беседовали об искусстве. Как-то, было это в конце 1923 года, Кокорев рассказал ему о ставшем известным факте продажи за границей за крупную сумму денег двух картин Рембрандта, вывезенных нелегально из России.

К тому времени Кокорев, который постоянно проигрывал в тотализатор, задолжал Федоровичу порядочную сумму. Однажды, когда речь зашла о долгах, приятель сообщил, что знает место, где зарыты большие ценности, бежавших из Советской России толстосумов. Он даже в блокноте нарисовал примерный план местности в Покровском-Стрешневе, где зарыт один из кладов. Не исключена возможность, заключил Федорович, что его приятель-художник, постоянно вращаясь в богемной среде, знает, кто совершил кражу из музея, и, рассказывая о зарытых в земле ценностях, имел в виду именно похищенные из музея полотна великих художников прошлого.