Фридрих Незнанский - Опасное решение

– Слушаю, Слава.

– Ты рано прервался. Что за манера, понимаешь, вываливать на человека информацию, а самому тут же «линять», разбирайся, мол! Тоже друг называется!

– Извини, я хотел дать тебе время, думал, ты не готов к принятию немедленного решения. Притом единственно верного. Поэтому советую не торопиться. И будь максимально аккуратен с Дусей.

– Да что ты привязался?! – взорвался Грязнов.

– А вот чтобы ты так остро не реагировал и не орал… на всю Ивановскую. Очень удачно, как видишь, у меня получилось… с Ивановской-то. Я тебе подсказал именно такое решение, потому что всякое иное поднимет такие волны дерьмовой мути, в которых мы можем захлебнуться все, вместе взятые. А так генерал, глядишь, и опомнится, и поймет, что дальше нельзя, край, баста. И кончать ему надо по-хорошему. Если он еще способен трезво оценивать свои возможности и перспективу. И его не задавили жадность и неимоверно раздувшееся самомнение. Но это уж вам с Дусей виднее. И учти, я говорю без всякой иронии, но и твердо оценивая ситуацию.

– Да это я уже понял… Слушай, Саня, я на минутку отвлекусь. Дело вот в чем. После той операции с братьями-чеченцами мы разговаривали с Лешкой. И он сказал мне, что для контроля ситуации в станице найдет человечка, который станет его глазами и ушами, так сказать. И в этой ситуации мне кажется, что таким «казачком» могла оказаться и родственница, как ты говоришь, покойной Дашки. Но у нее не было родственников, я сам слышал от нее признание, незадолго до ее страшной гибели. Эти ее «родственники» – не кто иные, как местные барыги из Саратова, Самары и Волгограда, к которым она ездила в качестве курьера. А, может, Лешка закинул в станицу такую «родственницу» из своих сотрудниц? И та, по его указанию, навестила тебя – проверить, посмотреть, что у тебя там, чем дышишь, кто бывает? И «треники» твои забрала исключительно с целью заставить тебя поволноваться? А так-то они никому не нужны. Кому захочется так уж примитивно «светиться»? Это ж с ходу провалить любую операцию. Что ж они здесь, все поголовно дураки, что ли?

– Хорошие «треники»! – воскликнул Турецкий. – Спроси у Ирки, сколько «евриков» она заплатила за этот костюм! Тебе плохо станет. Как было со мной. Это ж какой-то там… Ковалли, что ли? Она говорила, чуть ли не эксклюзив, сечешь, башка генеральская? Как я Ирке-то теперь скажу? Пусть твой Лешка компенсирует! Намекни ему, что я не сильно обижусь, если костюм случайно окажется в доме, да в таком месте, куда я его положил и тут же забыл куда. В нашем с тобой возрасте такие «оплошности» нередко случаются. А у меня, ты уже и сам чувствуешь, обнаружится вдруг повод поверить в то, что генерал верно оценил ситуацию и готов принять решение, которое устроит всех без исключения.

– Ну вот, а говоришь, будто не знаешь, что делать!

– Но это уже не моя прерогатива, Славка. Тут тебе все карты в руки. Звони, договаривайся, потом поставь меня в известность. И еще имей в виду, что в уголовном деле, если таковое возникнет, ты даже свидетелем выступить не сможешь, ибо являешься лицом, извини, кровно заинтересованным. Вот как ты уже обложен своим будущим родственничком! И я почти уверен, что он это отлично понимает и потому твой «легкий» намек воспримет правильно. Да и я, в конце-то концов, вовсе не намерен раскручивать дело этого оглоеда, пусть им другие занимаются, если захотят. А ты, как человек умный, а также мой большой старинный и преданный друг, который хорошо знает характер Турецкого и его решительность в некоторых ненормативных, скажем так, ситуациях, можешь не просто намекнуть ему, а откровенно дать понять, что абсолютно уверен во мне. И твердо знаешь, что я не совершу необдуманных поступков. Не посоветовавшись, в любом случае, предварительно с тобой. Так что ему и опасаться, в общем-то, не придется. Даже негромкий и худой мир между нами с ним лучше любой громкой ссоры. Потому что за ним – всего лишь министерство, да и то далеко не полностью, а за мной – помимо Генеральной прокуратуры, еще и вся широкая пресса, которой только дай подходящий повод рассказать, что таится под генеральскими погонами, какая сука. Но про девочку, у которой я пребывал в шкафу, ты, Славка, смотри, – ни-ни, ни словом, ни намеком! Иначе никакие чувства не помогут.

– Ладно, быть посему… Ах, как расстроил ты меня!..

«Расстроился он, видите ли! – мысленно воскликнул Турецкий. – А, между прочим, это мой-то костюмчик – ту-ту!.. Значит, сюда могла забраться ментярская агентесса? Интересно, как она выглядит, если свободно курит и разбрасывает в местах своего тайного посещения дорогие сигаретки?.. И ворует чужую одежку?.. А не проверить ли нам, Александр Борисович, на кого опирается господин бравый генерал-любовник?.. Может, и нам на то же самое опереться? Или лучше, как иногда говорят, облокотиться?.. Нет, костюмчик-то жалко, хороший был костюмчик…»

Она хорошо сознавала свои женские недостатки и не собиралась поддаваться каким-то иллюзиям. Это сразу понял Александр Борисович, едва переступил порог дома покойной Дарьи и увидел сидящую у стола с чашкой чая женщину. Он постучал в приоткрытую дверь и вежливым тоном, но достаточно громко, спросил:

– Настя, ты дома?

Последовала пауза, будто женщина забыла свое имя и теперь вспоминала, кто это – Настя. Наконец, ответила низким голосом и почему-то на «ты»:

– Заходи! Не заперто.

Есть низкие женские голоса приятные, даже возбуждающие, вот как у той же Людки, когда она вдруг, посреди ночи, начала рассказывать о своих ощущениях, – так и рвались душа и тело немедленно усилить их. Но у женщины средних лет, серенькой в самом банальном смысле этого слова, голос был, как у бубнящего нетрезвого мужика – с заунывными, противными интонациями. Показалось, что она и в самом деле была «под банкой», может, еще вчерашней. И вряд ли пьянка ее была связана с какими-нибудь любовными приключениями, причина ее, скорее всего, от полного отсутствия оных. Лично он, Александр Борисович, и носом не повел бы в ее сторону. Некрасивая – это ладно, иногда и врожденное обаяние в сложных ситуациях выручает. Но на этом «топорном» лице и обаянием тоже не пахло. Рука, державшая чашку, чуть подрагивала, и женщина осторожно поставила чашку на стол. Именно на стол, а не на блюдце, которое находилось рядом. Могла промахнуться, понял Турецкий и улыбнулся. Но встретил ее суровый взгляд. Шутя, отмахнулся:

– Не бери в голову… – «Раз она – на «ты», не станем и мы церемониться». – Знакомые дела. У самого головка, бывает, прилечь требует. Ты, что ль, Настя будешь?

И снова последовала озадаченная пауза, пока женщина рассматривала его с откровенным недоверием, даже неприязнью.

– Я тебя, Настя, сильно задерживать не стану, один небольшой вопросец, можно? – Он изобразил максимально дружелюбную ухмылку.