Глеб Раздольнов - Шипи и квакай, и пищи на весёлую луну !

- А ведь губернатор подозревал, что его планы могут быть расстроены, завершал построение очередной красивой версии восставший из пепла капитан, но боялся покушений непосредственно в городе. На самой церемонии. И время и место которой вам самой были неизвестны, верно? - обратился он к Симон.

Та в ответ хрюкнула подтверждающе.

- А во время передвижения, считал губернатор, кортеж невесты надежно защищен... и ошибся старый вояка!

Смоковницын удовлетворенно выдохнул скопившийся от волнения в груди тяжелый воздушный ком.

Жутко хотелось курить, но с собою не оказалось ни одной сигареты.

Продолжительно вздохнул и уставший от бессчисленных теорий Веня. Он был готов согласиться с любой трактовкой, лишь бы она помогла выбраться из душного сырого подвала.

К тому же в помещении повеяло гнилью, будто под ними разверзлась трясина и чрево ее выдохнуло разом самые отвратные, омерзительные запахи, веками копившиеся в смрадных глубинах.

- Я лублу тебя Россыя, дарага-ая мая Русь!.. - из дальней темноты пропел удивительно знакомый Смоковницыну голос. Он его слышал совсем недавно и не успел ещё забыть мягких согласных и характерно растянутых гласных, - А не опровергает ли вашей точки зрения, дорогой наш капитан, мое присутствие здесь? - ёрнически, с хрипотцей спросил голос, сдобренный легким, сладким восточным акцентом. Он едва не убил следователя.

Произносителя убийственных для него звуков капитан признал моментально в отличие от своих собеседников, но объясняться уже не мог.

Новый удар судьбы, по любимому выражению классических романтиков, привел его к смятению чувств и полному смешению мыслей. "Абсурд, - бормотал капитан себе под нос, - чистейшей пробы абсурд..."

Смоковницын медленно сполз по стене, на которую опирался, и замер в полной прострации, не способный ни к дедуктивному анализу, ни к аксиоматичной аналитике, ни к тем более к индуктивному наведению, чем занимался последние пару часов.

Если б его товарищи по несчастью могли его видеть, то непременно б сказали, что бесцветный мертвенный взгляд капитана бестолково повис в пустом пространстве, а выражение глаз наверняка вызвало бы тревогу даже у начинающего медицинскую практику санитара психиатрической клиники.

***

В себя Петр пришел от глубоко оскорбившей его фразы. "Смоковницын хороший опер, но следователь никудышный," - это произнес все тот же ненавистный ему голос, по-прежнему вокалируя гласными.

Он дернулся сперва, влекомый первым естественным желанием отмстить обидчику жестоко, но пыл растаял, как только милиционер вспомнил, где находится и как опростоволосился с недавними умозаключениями.

От стыда ему захотелось незаметно сдохнуть, оставить проклятый с парадоксальными вывертами мир, или превратиться в маленького человечка, гномика, и исчезнуть где-нибудь в подполье, чтобы больше никогда не показываться людям на глаза.

Но не имея такой физической возможности, Петр предпочел, как можно дольше симулировать обморок, не участвуя в общем обсуждении известных событий, неожиданно приведших в грязный сырой подвал столь разных собеседников.

- Я не могу поверить, - все еще постанывая и хлюпая носом говорила Симон, - нет, не могу, Лярвин - предатель, подумать только!

- Милая! - с некоторой веселостью отвечал уверенный, хорошо поставленный голос со столь неприятным милиционеру восточным акцентом, - я могу еще раз перечислить все доказательства того, что губернатор - виновник всего произошедшего.

Мы все - пострадавшие, только он на свободе, плетет дальше хитрые сети. А я знаю, что за сети...

- Слушайте, - перебил вдруг Веня, - а что если и Лярвин тута?.. Давайте покличим, ощупаем кругом все, может зря валим на него?

И он, повысив голос, строго и четко позвал, как видавший виды педагог шаловливого ученика: "Ля-арвин! Лярви-ин!"

Ответа не было.

К Вене присоединилась Симон, они дружно затянули "Ля-а-арвинн! Игорь Па-арисыч!",- казалось, будто снегурочка с массовиком-затейником кличат деда Мороза к новогодней елке.

Смоковницын понимал, что просчитался на все сто. Его лихорадочно созданные версии рухнули. Он вынужден был признать правоту Маргела, который противно хихикал невдалеке над ищущими в кромешной тьме губернатора, Веней и Еленой.

Нужно было признавать свое полное поражение, но Петр не мог себя перебороть, больно было уступать пальму первенства гэбисту Арутюнову, а потому молил и молил про себя Бога, чтобы Лярвин оказался вместе с ними в подвале. Хотя и осозновал полнейшую абсурдность невероятного желания.

И поиски ничем не увенчались.

Петр так и не подал голоса, продолжал имитировать обморок. Веня брал пару раз его за руку, убеждался, что пульс присутствует, успокаивался и продолжал беседовать об обманувшем всех Лярвине.

- Я знаю, что за сети плел Игорь Лярвин, - спокойно продолжал выдержанный разведчик, - он мстительный, честолюбивый, а кроме того и душевно больной человек. Не мог он простить обиды за невинно погибшую семью и то, что жизнь его выкинула с проезжей части на обочину. Его заслуг перед отечеством никто не оценил, так он считал...

- Ну здесь он прав, - вставил Веня, - безусловно прав.

- Опустим, - не стал пускаться в дискуссию Арутюнов, - смысл в том, что целью своей Игорь Парисыч выбрал президентское место...

- Да ну! - воскликнул пораженный стрингер, - а вы, Елена, знали о том?

Девушка промолчала.

- Нет, - сказал Арутюнов, - об этом, понятно, никто не знал. Ему удалось в качестве компенсации за потери свои выбить лояльность Кремля на выборах в губернии. Мадам Симон с высочайшего позволения президента ссудила Лярвину немалые суммы, ведь так?

Симон прокряхтела что-то невразумительное, в целом, вроде, подтверждающее сказанное.

- Тогда никто не мог знать, что аппетиты губернатора не ограничатся масштабами региона. Тем более, что покойный Иван Исаевич уверенно контролировал ситуацию, так казалось. А вот когда возникли подозрения, было поздно, Лярвин опередил всех и нанес, не без помощи присутствующей здесь дамы, решительный и беспощадный удар.

Арутюнов замолчал, наслаждаясь произведенным впечатлением, а Смоковницына от театральности паузы едва не стошнило.

- Ну и какой удар? - не выдержал Веня.

- Что вы про меня сказали? - очнулась Симон.

Арутюнов зашебуршал в своем углу, кряхтел, пылил, охал. От едкой пыли, вставшей столбом, благодаря возне гэбэшника у Петра зачесалось в носу. Не выдержал - чихнул. Смачно. Брызги разлетелись в стороны, не успел прикрыть нос ладошкой.

- Ой, - мяукнул Веня, - Петька, вроде, очнулся! Петя, а мы Лярвину кости моем!

Милиционер пробурчал в ответ какие-то слова, смысла которых и сам не разобрал.

- А вот и хорошо! - обрадовался Арутюнов, - как раз самое интересное узнает.