Марк Ланской - Незримый фронт

«Цена освежения: Идеал на лицо — 1 р. Идеал на голову — 2 р.»

Было в этой надписи что-то от самого Жоржа, от его усиков и наглых глаз.

— Головку помоем?

— Обязательно.

Жорж стал заметно внимательней. Он, видимо, не ожидал ничего путного от клиента в гимнастерке с потертыми рукавами. Неожиданно появилась надежда заработать на дополнительных операциях. Клиент денег не жалел.

— Будете, извиняюсь, приезжие?

— Ленинградец.

— Не горячо?

Жорж щедро поливал редкие волосы Соколова теплой водой и развлекал клиента старыми анекдотами.

— В промкомбинате, извиняюсь, работаете?

Соколов утвердительно мотнул головой. Пальцы Жоржа стали еще мягче. Они ласкали щеки и подбородок Соколова, разглаживая воображаемые морщины. Они порхали, размахивая крылышками белейших салфеток. Чуть поджатые и оттопыренные мизинцы выражали беспредельное уважение к клиенту.

— Головку будем сушить?

— Пожалуй.

Поднимаясь с кресла, Соколов поощрительно сказал:

— Хорошо работаете.

Жорж по-холуйски поклонился и доверительно сообщил:

— Кто хоть раз у меня побывает — к другому не пойдет. Будьте здоровы. Заходите.

— Обязательно.

Соколов стал постоянным клиентом. Он приходил обычно по вечерам, перед закрытием парикмахерской и Жорж встречал его, как старого знакомого:

— Прошу, Виктор Леонидович.

Не задавая лишних вопросов, он по заведенному порядку подстригал, брил, «освежал» и сообщал вчерашние новости.

Только кассирша парикмахерской с неприязнью встречала нового клиента. Она знала его скверную манеру подолгу копаться в карманах, расплачиваться чуть ли не пятаками и по нескольку раз пересчитывать сдачу. Расплатившись, он еще долго закуривал и одевался так медленно, как будто у него болели все кости.

Каждый вечер в парикмахерскую к Жоржу приходили его друзья. Здесь в вестибюле они встречались, болтали, называли друг друга по имени, обменивались телефонами. Пересчитывая медяки у окошечка кассы, Соколов вслушивался в каждое слово, запоминал лица, записывал клички и телефоны. Он высматривал блондинку с родинкой у левого уха. Но Марго не появлялась. Он ждал упоминания о Кастальском и дождался.

Разговор происходил за его спиной. Какая-то женщина говорила свистящим раздраженным шепотом:

— Эти письма начинают меня злить. Зачем он упоминает о старухе? Напиши ему — пусть будет осторожнее.

Несколько монет выпали из рук Соколова и раскатились в разные стороны. Искать их было нелегко. Пришлось отодвигать стулья и заглядывать во все углы.

Разговаривал Жорж с маленькой костлявой шатенкой. Парикмахера не было слышно. Зато девица шипела достаточно внятно.

— О его матери все забыли. Никто больше не приходил и никуда ее не вызывали. Пусть не психует.

Соколов уже стоял к ним лицом. Гардеробщик подавал ему куртку. Шатенка протянула Жоржу тонкую лапку. На синеватой, куриной коже, пониже большого пальца проступали буквы старой татуировки: «Герта Г».

— Завтра в «Люксе».

Жорж кивнул головой.

Соколов вышел раньше и затерялся в толпе прохожих.

Через несколько минут появилась Герта. Ее головка в модной дырявой шляпке, похожей на кухонный дуршлаг, по-воробьиному дернулась вправо, потом влево. Не увидев ничего подозрительного, она быстрыми шагами пошла к Адмиралтейству.

Соколов шел следом и решал новую задачу. Откуда взялась эта красотка? Какова ее роль? Неужели Филиппов напутал со своей Марго?

На шумном, многолюдном проспекте следить за Гертой Г. было легко. Труднее стало, когда она свернула на улицу Герцена. Пришлось перейти на другую сторону. Герта оглянулась и остановилась у витрины магазина. Она подождала, пока прохожие, шедшие сзади, прошли вперед и вбежала в подъезд междугородной телефонной станции.

Нужно было решиться на риск. Соколов поглубже натянул кепку на глаза и тоже пошел на станцию.

Шатенка стояла у стола заказов. Много дал бы Соколов, чтобы услышать, с кем и о чем она будет говорить. Придется потерпеть. Сама расскажет.

Соколов забрался в дальний угол, нашел свободное место и, вытащив из кармана газету, прикрыл ею лицо. Герта уселась неподалеку. Еще несколько мужчин и женщин ожидали своей очереди.

Время от времени из репродуктора вырывался голос телефонистки:

— Новосибирск, третья кабина.

— Кишинев не отвечает.

— Алма-Ата, двенадцатая кабина.

Прошло минут двадцать и репродуктор возвестил:

— Рига, два сорок два, шестая кабина.

Герта вскочила и плотно захлопнула за собой толстую дверь.

Рига? Это что-то новое. Латвийских адресов в материалах следствия еще не было.

Разговор длился пять минут. Герта расплатилась и вышла на улицу. Она больше не оглядывалась. Соколов благополучно дошел с ней до углового дома на Максимилиановском, постоял в подъезде, пока на площадке третьего этажа стихли ее шаги, записал адрес и отправился в Управление.

Ресторан был полон. Только что умолкла музыка и на минуту большой зал стал похож на обыкновенную толкучку. Танцевавшие пары медленно протискивались к своим столикам.

Два человека, остановившиеся у входа, с некоторой растерянностью оглядывали занятые стулья.

Юрий Филиппов нашел, наконец, глазами коротенькую плотную фигурку метрдотеля и напомнил о себе выразительным взглядом. Метрдотель засеменил быстрыми ножками меж столиков, делая вид, что разыскивает свободные места. Так он оказался около углового стола, за которым сидел Жорж со своей костлявой шатенкой.

Метрдотель наклонился и с фамильярностью доброго знакомого прошептал:

— Подсажу к вам молодую пару. Солидные гости. С утра заказали столик, но я совсем упустил из виду.

Ссориться с метрдотелем не полагалось. Жорж великодушно кивнул головой.

— Пусть садятся.

Филиппов горячо поблагодарил Жоржа за любезность и отодвинул стул перед своей дамой.

В стройной сероглазой девушке, небрежно перекинувшей через плечо чернобурую лису, сам Филиппов едва узнавал сотрудницу отдела — Веру Сергеевну, ежедневно приходившую на службу в строгом кителе с погонами младшего лейтенанта.

Жорж, развалившийся с пресыщенным видом ресторанного завсегдатая, подтянулся и заулыбался. Девушка ему понравилась.

Новые гости, видимо, действительно были важными персонами. Опередив занятых официантов, метрдотель поставил перед ними большой графин водки, бутылку вина и закуску. Жорж принял это как вызов и потребовал еще бутылку коньяка.

— А я привык к чистенькой, — говорил Филиппов, отодвигая рюмку и наливая водку в большой фужер. — Ну что же, за вынужденное, но приятное знакомство!

Жорж с восхищением смотрел на соседа. Не поморщившись вытянуть двести с лишним граммов водки и ленивым жестом отломить корочку хлеба, — это нужно уметь! Чтобы оказаться на высоте, Жорж одну за другой опрокинул две рюмки коньяка.