Светлана Алешина - Африканские страсти (сборник)

А он тем временем терпеливо ждал, когда его мамаша устроит его на работу, и проматывал свои деньги, которые привез из Конго.

Один раз он все-таки подкараулил свою мать и снова навязал ей неприятный для нее разговор о том, чтобы она, что называется, «впустила его в свою жизнь».

После этого разговора Горецкая серьезно задумалась о том, каким бы образом ей поскорее избавиться от этой обузы в виде сына. Андрэ, поняв в конце концов, что мать боится огласки, решил немного ее пошантажировать, но она просто не стала с ним разговаривать. Она выбежала из ресторана, в который они зашли пообедать. К тому времени Горецкая стала надевать парик и темные очки, когда встречалась с сыном, чтобы знакомые не узнали ее. Более того, ситуация осложнялась еще и тем, что ее сын Роман случайно на улице заметил ее с Андрэ и обвинил в любовной связи с ним. Это уже переходило все границы.

А Андрэ вышел из себя и, решив, что надо все выяснить до конца, в очередной раз пришел в театр. За два часа до встречи он принял наркотик из группы энергетических стимуляторов, чтобы более уверенно чувствовать себя в разговоре. Это было вечером пятнадцатого июля.

– Я не могу больше жить, ничего не делая, – начал он, как только они вместе с матерью вышли из театра. – У меня заканчиваются деньги.

– Не надо было транжирить, – резко парировала Горецкая.

– Ты же обещала мне помочь! Прошел уже месяц и даже больше, но ничего не изменилось. К тому же мне нужно российское гражданство. Ты должна признать во мне своего сына.

– Что? – от возмущения она просто позеленела. – Это невозможно! Карьера моего мужа полетит к чертовой матери!

– Муж тебя волнует больше, чем сын? – с отчаяньем воскликнул Амбесси.

– Конечно, – спокойно ответила Горецкая, – если бы не твой папашка, то я никогда бы не решилась тебя родить.

– Но я-то родился! Ты должна позаботиться обо мне!

– А по-моему, ты уже достаточно большой мальчик, чтобы самому о себе позаботиться, – возразила Горецкая.

Начинало темнеть. Они торопливо шли по улице, обмениваясь колкими фразами. Горецкую постепенно начала охватывать паника.

«Если об этом узнают – это же ужас!» В душе она уже сто раз прокляла себя за то, что послушалась тогда Дени и оставила ребенка. Он же говорил, что увезет его отсюда, и она никогда не услышит о нем!

Уже стемнело, когда они зашли в «Липки» и сели на скамейку.

– Я не могу уехать обратно, – глухо сказал Андрэ, – у меня нет денег на билет. У меня почти совсем не осталось денег.

– Я постараюсь достать, – не глядя на мулата, ответила Горецкая. – Какая сумма тебе нужна?

Он покосился на нее.

– Ты не поняла. Я не хочу отсюда уезжать. У меня здесь появились друзья, и мне с ними хорошо.

– Тогда пусть эти друзья о тебе и заботятся, – холодно заметила Горецкая.

– У меня есть мать, – твердо проговорил Андрэ. – Почему ты не хочешь знакомить меня с твоими детьми?

– Давай прекратим этот бестолковый разговор, – начала терять терпение Анастасия Николаевна. – О тебе никто не должен знать. Я тебе уже говорила об этом не раз. Ты – мое прошлое, которое мне надо забыть.

– Но ты же обещала!!! – буквально заорал Андрэ.

Он выхватил из-под куртки газовую косынку.

– Вот она, эта газовая косынка, про которую писал твой любовник Неводов. Об этом мне рассказал отец. Я запомнил эти стихи.

– Ну и что? – как можно более равнодушно спросила актриса, но голос ее чуть дрогнул.

– А то, что я на тебя рассчитывал…

– Я ничего не обещала, – вставая со скамейки, заметила Горецкая. – И не преследуй меня больше, пожалуйста.

– Хорошо, – поднялся вслед за ней Андрэ. – Тогда я сам им всем расскажу о себе.

– Нет, – вцепилась ему в рукав Горецкая, – ты не должен этого делать!

– У меня нет другого выхода.

– Ну почему ты не умер?! – неожиданно с театральным пафосом воскликнула Горецкая.

Вдруг Андрэ весь передернулся, и судорога пробежала по его телу. Затем он выпрямился, и лицо его исказил ужас. Он смотрел куда-то мимо Горецкой, и взгляд его был стеклянным.

– Андрэ, – тихо позвала она. – Что с тобой? Тебе плохо?

Он резко подскочил и, оглянувшись вокруг себя, принял бойцовскую стойку. Затем он резко выхватил из своей сумки нож и с размаху начал бить себя в грудь. Брызги крови долетели до Горецкой, и она невольно вскрикнула, пораженная картиной, которая происходила перед ней. От ужаса она начала креститься и вспоминать «Отче наш».

А Андрэ, нанеся себе несколько ударов, дернулся и рухнул на землю. Горецкая в ужасе отшатнулась и попыталась достать из сумки носовой платок. И она не заметила, как из нее выпал пакет с марихуаной, который она на днях изъяла у своего другого сына, непутевого Романа. Вокруг никого не было, только луна освещала тело ее черного сына и нож в его груди.

Бросив прощальный взгляд на Андрэ, который уже лежал бездыханным, она сначала попятилась назад, а потом решительно развернулась и быстро пошла прочь.

Олег выключил магнитофон и откинулся на спинку стула. «Вся человеческая жизнь уместилась на одной ленте», – с грустью подумала Лариса.

Горецкая отрешенно смотрела в окно.

– Я не жалею, что он умер, – глухо заметила она, – но его я не убивала.

– Хорошо, – согласился Карташов. – По поводу Андрэ мне теперь все ясно. У него в крови нашли наркотик, который по истечении определенного срока вызывает сильные галлюцинации. Поэтому самоубийство в этой связи выглядит естественным. К тому же и экспертиза показала, что это вполне возможно. И вообще это давайте оставим… А вот дело Глафиры Кортневой разберем подробнее. Она-то чем вам помешала?

– С появлением Андрэ в мою жизнь вошел страх. А потом я случайно узнала, что кто-то очень интересовался той моей жизнью, тридцать лет назад. Вы приходили ко мне в театр, потом в кабинете задавали вопросы насчет Андрэ… Ко всему прочему, мне позвонила из Москвы старая подруга Юля Рыбакова и рассказала о вашем появлении. Я поняла, что надо принимать меры… Тем более что меня могли обвинить в убийстве этого негра – что, в сущности, и произошло.

– Но ведь она была старой, эта бабушка, – сказал Карташов. – Неужели вы подумали, что она что-то может вспомнить?

– Она вспомнила. Когда я приехала к ней, она меня узнала. Это все и решило. Конечно, можно было ее и не убивать. Но у меня уже был какой-то нервный срыв. И я сбросила ее с обрыва в овраг. Решила, что так будет спокойнее. Потому что она уже совсем погрузилась в маразм… Даже если бы я ей заплатила, она бы все равно проболталась, если бы дело дошло до расспросов.