Джерри Сайкс - Лондон. Темная сторона (сборник)

— А если нет? — спросил он, приподняв ее бледный подбородок.

— «Звездная пыль», — улыбнулась она, и я знал, что она намекает на Короля Коля. В ее глазах отражалось мерцающее небо Лондона.

Когда я снова взглянул на них, они стояли в некоем неведомом мне уголке города, и над ними словно нависала тревожная тень какой-то угрозы. Я хотел отогнать ее, но мне никак не удавалось это сделать. Ма была поражена, как никто на свете, когда он занес кулак и ударил ее по лицу. Пятнышко крови плыло по Темзе. Где-то далеко я увидел мигающие буквы «ЧИНЗАНО». Они вспыхивали и гасли. Вспыхивали и гасли. Вспыхивали и…

Я услышал крик.

Проснулся.

Мне не удалось снова заснуть.

Полдень.

Пока я шел в кафе Джо, одна-единственная мысль заполняла мой мозг. Танцзал, который называется «Пале», с цветной чередой огоньков над дверью, и есть мое «Лондонское задание». Клянусь, я во что бы то ни стало отыщу это здание или погибну в пути. Я улыбнулся, подумав о Махони и его реакции. Он стоял у окна в штаб-квартире, сложив руки, и не мигая глядел на улицу.

— Тебе дали особое поручение! — рявкнул он. — И оно не имеет ничего общего со всякими паршивыми танцзалами!

Я достал револьвер и выложил его на стол.

— Ладно, — ответил я. — Тогда я выхожу из игры.

— Ты выйдешь из игры, когда я тебе разрешу, — отозвался Махони. Я видел, как бьется жилка на его шее. Все прошлое лето Махони провел в боевом отряде, который вызвал изрядную суматоху. Он был легендой движения. Его лондонские подвиги вошли в историю. Для него не стало бы проблемой справиться со мной и воздать мне по заслугам. Например, записать на пленку мое признание и оставить меня в какой-нибудь дрянной килбурнской квартирке с натянутым на голову черным пластиковым мешком.

— Организация важнее любого отдельного человека, — сказал он. — И любого, — он фыркнул, — паршивого танцзала.

Я допил чай, поднялся со стула и выбрался из заведения Джо на улицу. «Важнее любого танцзала». Любого, но не этого, Махони. Не этого.

Я ненадолго присел в Сквер-Гарденс в Сохо. Рядом со мной на скамье лежала какая-то газетенка. С первой полосы на меня глядел бомбист ИРА с длинными волосами и небольшими баками. Я встряхнул газетку и вздохнул. Ну и устал же я. Было слышно, как неподалеку гудят автомобили. Я пробрался в кино и попытался отвлечься от дурных мыслей. По закону подлости первым делом я увидел там Эдгара. Он улыбался мне с экрана. Откуда он мог узнать, что я в городе, с горечью подумал я. Неужели я плохо спрятался, и моя маскировка оказалась никуда не годной? Нет, это невозможно. Даже этот великий детектив из «Ступеней Правосудия» не смог бы справиться с такой задачей и обнаружить меня. Я слегка расслабился, наблюдая, как Эдгар разгуливает по экрану, вспоминая все его знаменитые дела: «Загадка догоревшей свечи», «Расследование на ферме Медвяная Роса», «Ивовые убийцы».

— Я знаю все о танцзале, — сказал он. — Это моя работа. Я здесь, чтобы помочь тебе.

Я был ему благодарен за эти слова. Я знал, что если кто и в силах мне помочь, то это Эдгар Лустгартен. Ведь он жил в дни, когда сияющие и влажные улицы великого города были полны серых пальто и большущих двухэтажных автобусов, которые мчавлись туда-сюда, меж тем как Биг-Бен царственно гудел над миром… Точь в точь как на том фото.

— Вы хотели бы знать, кто играл в тот вечер? — спросил он меня. — Тот, С Кем Вы Знакомы На Небесах. Из Клякс.

— С Кем Вы Знакомы На Небесах, — повторил я, меж тем как цветные огоньки мельтешили над дверью «Пале».

Вне всяких сомнений, Лондонское задание войдет в анналы как одна из самых блестящих операций Организации. Я знал, что Махони будет особенно ею гордиться.

Я не поверил своим глазам, когда попал на Райнерз-лэйн. Я даже вспомнить не мог, как там очутился. Там был танцзал, но совсем не тот, который я разыскивал. Его явно построили уже после 1960-го. В любом случае он стоял заколоченный.

Я зашел в незнакомое кафе и попросил чашку чаю. Мои руки посинели, я весь дрожал. С губ человека, сидевшего напротив, сорвались слова, которые мне совсем не хотелось слышать. Голосом моего отца он произнес: «Мы хлам. Мы, ирландцы. И дети наши будут хламом. Мы даже не знаем, как любить, целовать или танцевать. Все, что мы можем, это рядиться в отрепья. Будь мы тогда в Лондоне, все обернулось бы иначе. Мы бы облачались в тончайшие шелка и разгуливали бы по Пэлл-Мэлл, высоко вскинув наши гордые головы. А знаешь, что бы мы сделали потом? Пошли бы пообедать в шикарную гостиницу. А потом, подняв тост за наше счастье, взяли бы такси до танцзала. И неважно, где он, лишь бы там играли Кляксы. Ну а уж там мы бы отплясывали фокстроты и вальсы, пока ноги не отнялись бы».

Он потянулся, чтобы ее поцеловать; тут я опрокинул чашку, и чай пролился мне на ноги.

Думаю, одним из самых замечательных дней, которые я помню, был День Подарков три года назад. Шел непрерывный снег, и город выглядел точно сказочный, как будто специально для меня он преобразился и обезлюдел. Львы на Трафальгарской площади казались еще величавей, чем обычно, благодаря мандаринским усам из серовато-белого льда.

Печальный и надменный Сохо пришелся мне по сердцу. Застрявшие в водостоках цветные подарочные обертки обладали какой-то особой поэтичностью. Я словно опять стал ребенком и брел по дорогам небольшого городка, где, увы, так давно не бывал. Я смотрел по сторонам и думал, что я принял эти места, а они приняли меня, и теперь мой дом здесь. Местный совет выделил мне квартирку недалеко от Фенчерч-стрит в пригороде Олдгейт. Неподалеку от Лиденхоллского рынка есть кафе, куда я регулярно захаживаю и сижу там за столиком в глубине зала. Хозяин кафе — итальянец и воображает себя великим умником. Он решил, что я пишу уэстэндскую пьесу. «Нет, — поправил я его. — Роман. Небольшой триллер, который я озаглавил „Лондонское задание“». Он взял мой блокнот и прочел с важностью:

— Давным-давно жил-был маленький мальчик. И жил он в убогом домишке, а потом покинул его по причинам, которых лучше не называть. Большой город в те дни был подобен осажденной крепости. Эммануэль играла на сцене Одеона. А где-то в другом месте ставили «Заводной апельсин». 26 апреля старый бродяга из Тьфу-на-все-и-вся, волей случая оказавшийся в ирландском графстве Майо, добродушно ковылял по подземному переходу, во всю глотку выкрикивая старинную балладу, но тут ему преградили путь три юнца, каждый в котелке и с повязкой на одном глазу. Они отдубасили его тростями и бросили, решив, что он мертв. В тот вечер витрины ресторана на Фрит-стрит в Сохо разнесло взрывом бомбы. Ранило тринадцать человек. Число Кэрролла. Шесть сигарет стоят пятнадцать пенсов за десять.

Он вернул мне мои записи и улыбнулся с видом собственного превосходства. Такая мина очень портила его физиономию.