Александр Юдин - Золотой Лингам

– Ну что ж… Начну с того, что задачу ты мне задал, прямо скажу, архисложную, даже и невыполнимую, особенно по срокам. Ну сам подумай, дореволюционные провинциальные архивы у нас, считай, нигде не сохранились: все расхищено или уничтожено, а чтобы обнаружить какие-то их остатки, нужно полжизни угробить, и это, заметь, без особенной надежды на успех. Но в данном конкретном случае тебе повезло, и даже дважды повезло: во-первых, в том, что ты обратился именно ко мне, а во-вторых, в том, что ты именно ко мне обратился. Ты ведь, Леха, знаешь – я никогда не заку… тьфу! Не теряюсь, в смысле!

– Вот, вот, – перебил друга Рузанов, – не теряйся и закусывай!

Послушно подцепив на вилку квашеной капусты, Игоревич продолжил, не забывая время от времени прикладываться к стакану:

– К твоему счастью, в начале XX века была образована и действовала под патронажем губернатора Тверская Ученая Архивная Комиссия, которая достаточно энергично собирала и разрабатывала документы, относящиеся к истории края. Ее трудами были изданы и, таким образом, спасены от верной гибели многие бесценные памятники: так называемые «Дозорные» и «Писцовые» книги, начиная с 1615 года, «Ревизские сказки» за XVIII и XIX века, «Исповедные росписи» и «Списки погостов» по целому ряду уездов и, конечно, губернские родословные книги и росписи служилых людей со времен ажно Ивана III. Вот это-то многотомное издание мне и удалось обнаружить в нашей родной Исторической библиотеке.

– Списки погостов? – заинтересовался Алексей. – Зачем нам списки погостов?

– Дурак! – отозвался Костромиров добродушно. – Так назывался перечень крестьян соответствующего прихода. И, вообще, не перебивай. Лучше займись прямыми обязанностями и плесни гостю вон той зеленой гадости.

– Это калгановая, оборотов семьдесят будет. Ничего – после пива-то?

– Не умничай, я свою меру знаю. Повышение градуса способствует интенсификации мыслительного процесса вследствие расширения коронарных сосудов и увеличения притока крови к соответствующим участкам коры головного мозга. Ну так вот… На чем, бишь, я остановился… Эх, крепка, сатанюга! Сейчас мы ее грибочками… Калгановая, говоришь? Рецепт запиши.

– Сию тайну Прасковья Антиповна унесла с собой в могилу. Но ты отвлекаешься.

– Я отвлекаюсь?! Разве от нее отвлечешься? Плесни-ка еще… Хорошо пошла, курва! Трансцендентально! – как говаривали покойные Иммануил Кант и Веничка Ерофеев. Но – к делу! Итак, вот что мне удалось узнать относительно истории этого населенного пункта…

– Крепись, Таня, – шепотом предупредил Рузанов. – Горислава хлебом не корми, но дай прочесть лекцию. Привык, понимаешь, над несчастными студиозусами изгаляться… Тот еще зануда!

Костромиров достал из потертого кожаного портфеля стопку исписанных мелким каллиграфическим почерком листов бумаги, аккуратно разложил их перед собой на столе, из недр того же портфеля извлек очки, нацепил их на нос, пошарив во внутреннем кармане пиджака, вынул огромную пенковую трубку, не спеша набил ее ароматным голландским табаком, раскурил, медленно и с видимым наслаждением выдохнул первые клубы сизого дыма, утомленно прикрыл глаза, откинулся на спинку стула и… задремал.

Минут через пятнадцать – к тому времени Рузанов с Танькой уже успели убрать со стола остатки ужина и бутылки – он очнулся и, невозмутимо раскурив погасшую трубку, продолжил, заглядывая время от времени в свои записи:

– Основание деревни Ногино покрыто мраком неизвестности, но первое упоминание о ней связано с именем бояр Нагих-Расплюевых, которые владели сей деревенькой издревле и по имени коих она, вероятно, и получила свое название. Однако уже в XVI–XVII веках Ногино твое принадлежало помещикам Тарбеевым. Если верить родословным книгам, первый из оных – некий Мердулатбий мирза Тарбеев – еще в 1340 году при хане Узбеке вышел из Золотой Орды, крестился и был взят на службу к великому князю Симеону Гордому. Один из его потомков – стольник Авраамий Тарбеев – в 1553 году за царскую службу жалуется среди прочего «деревенькой Ногино под выткою над рекою Саблей».

В роду Тарбеевых Ногино оставалось вплоть до 1699 года, когда было отдано в качестве приданого за девицей Иулией, дочерью одного из потомков татарина Мердулата, некоему Прокопию Павлову из детей боярских, то бишь, – дворянину. С той поры оно упоминается только в связи с этой фамилией.

Судя по тому, что в «Ревизских сказках» Ногино с сего момента именуется уже не деревней, но сельцом, здесь был устроен господский дом. Однако крестьян в сельце было не много, большей частью тут жили одни дворовые. Да и само имение большого дохода, видимо, не приносило, ибо пахотных земель к нему было приписано маловато, в основном – сенокосные угодья.

Вместе с тем известно, что в 1762 году помещиком Тимофеем Павловым при усадьбе разбивается небольшой парк с липовой аллеей и беседками, с изрядным прудом, который каждый из последующих владельцев считал своим долгом углубить и расширить, а также и сад, в коем произрастали яблони, вишни и груши для господского обиходу.

О происхождении самих Павловых мне удалось узнать не слишком много: известно только, что они были дворянами Тверской, Костромской и Московской губерний, не из знатнейших, конечно, но и не из захудалых, не из однодворцев. В «Бархатной книге», естественно, не значились, но в губернских родословных книгах писаны были в так называемой шестой части, в числе старинного дворянства, «местного», так сказать, значения. Никто из них, судя по всему, до больших чинов спокон века не дослуживался, на знатных не был женат и не имел богатых поместий. При этом, однако, после 1861 года Павловы твои, в отличие от многих соседей, не разорились и имения не закладывали, то есть вполне по пословице: жили – не тужили, что имели – берегли. Вот так вот…

Что касается до интересующих тебя Прохоровых, то в Исповедной росписи за 1713 год указано, что в Ногино водворен дворовый человек Федька по прозвищу Кособрюх с сыновьями Викушкой двух лет, Савкой – четырех и Прошкой девяти годов, да двумя дочерьми. Об упомянутом Прошке известно, что он сызмальства служил при молодом барине Тимофее Андрияновиче, прошел с ним и всю воинскую службу в качестве денщика, вернулся с оным же в поместье в 1762 году, наплодил детей… Ну, одним словом, он-то и явился прародителем всех тех Прохоровых, что с тех пор неизменно входили в число ближайшей барской дворни.

Вот почти и все сведения, которые мне удалось выудить из документов. Но опять-таки счастлив твой бог – один из Павловых, некий надворный советник Филагрий Иванович, оставил прелюбопытные записки, которые сохранились и впоследствии в 1908 году даже были опубликованы в издательстве С.П. Хитрово. Вот из этих самых записок я и почерпнул некоторые дополнительные факты, которые также готов предоставить в твое распоряжение.