Наталья Борохова - Избранные лучшие детективные истории

Потом она много раз спрашивала себя: зачем пошла в их номер? Если бы с Андреем и в самом деле все обстояло именно так, как ей виделось: валяется он там без чувств одетым, — что бы она стала делать? Раздевать его? Сандалии с ног стаскивать? Зачем пошла, спрашивается?! А если бы на Анжелу нарвалась, на алчущую скандала Анжелу, что было бы? Чем бы закончилось дело: расцарапанной физиономией или прядью вырванных волос?

Странно, но все это не занимало Татьяну в тот момент, тем более что на Анжелу она и без того нарвалась, приоткрыв дверь. Но только орать и материться та уже была неспособна. Она лежала вдоль стены, в которой была дверь, абсолютно голая и бездыханная, с широко разбросанными в стороны руками и ногами и неестественно вытаращенными остановившимися глазами. Солнце, которое норовило вот-вот завалиться за крышу соседнего дома, ядовито-оранжевым светом разлилось по комнате. Оно плясало в безжизненных глазах, занималось в них неестественным, потусторонним пламенем, и от этого было особенно жутко.

— Эй! — позвала Татьяна громким шепотом, хотя поняла почти мгновенно, что девушка не дышит, а стало быть, и ответить не в состоянии. — Эй, ты чего?!

Она попятилась, совершенно позабыв, как именно нужно дышать, говорить и соображать одновременно. Вывалилась в коридор из номера, прикрыла плотно дверь и с какой-то целью даже погладила ее, будто она должна была охранять мертвую девушку и не выпускать никуда до приезда, прихода…

Господи, а кого звать-то нужно?! На помощь-то надо звать? Ну да, просто необходимо. Всегда ведь орут в таких случаях: «Караул, на помощь!» И кого звать на эту самую помощь, которая помочь мертвой Анжеле уже неспособна?!

Да Татьяна и не смогла бы орать сейчас. И орать и говорить не смогла бы. Как слетела по лестнице в летнее кафе, не помнила. Уставилась, тяжело дыша, на Валечку. Глазами хлопает, рот беззвучно раскрывает и все. Ни звука, ни словечка.

— Что?!

Валечка почему-то сразу все поняла. Налила из-под крана целый стакан прохладной воды, выплеснула ей в лицо и повторила:

— Что случилось, ну?!

— Она умерла, — буркнула Татьяна, с неудовольствием ощутив, что вода под майкой, благополучно скатившись по груди, добралась до резинки ее спортивных трусов.

— Кто умер?! — прошипела Валечка.

И теперь уже она побледнела так, что хоть возвращай ей выплеснутый Татьяне в лицо стакан воды.

— Анжела умерла! — повысила голос Татьяна, способность к словесному воспроизведению мыслей к ней мало-помалу возвращалась. — Я вышла с балкона, я там курила…

— Да, я видела тебя, — подтвердила Валечка.

— Дверь в их номер приоткрыта и качается вот так, — она поставила ладонь ребром и повертела ею туда-сюда. — Я зашла, а она лежит. Голая!

— Это нормальное ее состояние, — фыркнула Валечка, тоже понемногу приходя в себя. — А дальше?

— А дальше: она не шевелится и смотрит вот так в потолок. — Татьяна вытаращила глаза для наглядности. — И не дышит! Валечка, нужно что-то делать!

— Сядь тут, — официантка ткнула пальцем в один из столиков. — Сиди и не шевелись. Я все сделаю!

«Надо же, — вяло подумала Татьяна, роняя себя за столик в летнем кафе под зеленым навесом. — Она все сделает… Труп, что ли, спрячет? Может, у них тут так принято: прятать трупы, чтобы не распугивать клиентуру? А-аа, что хотят, то пускай и делают. А Анжела-то и впрямь померла!.. И Андрей не знает».

— На вот, выпей, — Валечка, выскочившая из гостиничных дверей, метнулась на кухню и вышла оттуда со стограммовым стаканчиком коньяка. — Пей! Увидать такое… Пей, говорю. Сейчас все будет в порядке.

— Что — в порядке? — не поняла Татьяна, опрокинув целый стаканчик и не поморщившись, даже не поняла, если честно, что выпила. — Она жива?!

— Да уж, жива! — фыркнула Валечка, удрученно мотнув головой. — Нет, конечно. Просто сейчас приедет милиция с врачами, все быстро констатируют, запишут и увезут их обоих, голубков. Все сделать обещали тихо, расторопно, чтобы отдыхающих не распугать. Я так и знала, что добром эти их свистопляски не закончатся. Я так и знала…

И Валечка, вырвав из ее рук опустевший стакан, снова метнулась к кухне. Погремела там стеклом, затихла на мгновение, потом опять появилась, шумно дыша и что-то пережевывая.

— Ты это, Таня, кажется, да? Ты иди в свой номер пока и сиди там тихо. Не было тебя тут и не было.

— Как не было? — не поняла она. — Это же я труп обнаружила!

— Ну и что?! Какая разница, кто обнаружил? Скажем, что Ленка, горничная, труп нашла, когда убирать в номере пришла. Она уже предупреждена, все подтвердит. Зачем нам отдыхающих приличных дергать? Эти двое сами виноваты. Остальные-то при чем, так ведь? Тебе что, задушевной беседы с милицией под протокол для полного счастья не хватает? Ну вот, видишь. Иди, Танюш, иди.

Она и пошла. И заперлась в номере. И не открыла, когда кто-то через полчаса начал стучать в ее дверь очень тихо и вкрадчиво. Не открыла, потому что знала — ее друзья еще не выезжали из областного центра, задержались в парке аттракционов, а больше она никого видеть не хотела. И не потому, что ей очень страшным показалось голое мертвое тело Анжелы, а потому что в голове у нее все перепуталось, перемешалось и никак не хотело становиться логичным и единственно правильным.

Валечка сказала, что увезут тихонько обоих голубков. Кого она имела в виду? Анжелу увезут — понятно, но она ведь одна! Голубка-то одна. Кто второй голубь, кого она имела в виду? Андрей, получается, так? Но он ведь жив. Почему тогда его должны были увезти?

Додумывать не хотелось, но пришлось.

Просто Валечка сочла, что он виноват в смерти Анжелы, так? Господи, но ведь это смешно! Смешно и нелепо подозревать в каком-то злодеянии человека с таким милым, мягким взглядом! И он ведь сидел все то время, пока кто-то убивал Анжелу, в ресторане на набережной и напивался до чертей. Может, и сейчас там сидит, и не знает, что его девушка…

Так, и чего она разлеглась и упивается идиотскими вопросами, когда надо просто встать и бежать на набережную в тот самый ресторан, где сидит, уложив голову на столик, Андрей! Нужно бежать, предупредить, нужно спасти хотя бы его.

Татьяна выскочила из номера и тут же налетела грудью на чье-то плечо. Плечо было жестким и неуступчивым, ей тут же сделалось больно, и она чертыхнулась.

— Простите, — ворчливо отозвался мужчина, повернулся к ней лицом и задумчиво обронил: — Вы в номере отсиживались?

— Отлеживалась скорее, — насторожилась сразу Татьяна. — А почему «отсиживалась»?

— Потому что я стучал, мне не открыли.

— Дремала, потому и не слышала. А что хотели-то?

Хотел он понятно что. Чуть в стороне томился еще один такой же, с жесткими казенными плечами и колючим холодным взглядом, а между этими двумя еле держался на ногах Андрей. Он все еще пребывал в жутком состоянии, пытался удержаться за стенку и силился что-то выговорить.