Дмитрий Дубинин - День скарабея

– Гринго, – неохотно ответил Хосе. – А может, европейцы, не заметил… Любители острых ощущений.

На дальнейшие расспросы Норьега отвечал молчанием. Он продолжал вести машину через Вилья-Брава, и вдруг свернул в какой-то узкий и совсем уже непроезжий переулок. «Жук» принялся раскачиваться и подпрыгивать, скорость упала до шести-семи миль в час. Здесь было почти безлюдно, лишь кое-где у совсем уж затрапезного вида заведения толклись оборванцы, почти все босые, в лохмотьях и пьяные, но у каждого на голове красовалось сомбреро размером с колесо от грузового «Мака».

Норьега остановил машину у одного из бедных домишек, ничем почти не отличающемся от подобных, расположенных поблизости.

– Выходим? – спросил Сергей.

– Сиди…

К машине стали приближаться три подростка – белый, черный и краснокожий. Все в сомбреро и грубых пончо, а индеец, кроме того, не таясь, держал на виду здоровенный нож – в кино про семинолов и апачей такими снимали с бледнолицых скальпы. Неизвестно, что за намерения имелись у троицы, но вид был самый что ни на есть бандитский, и Сергей даже слегка струхнул. Хосе высунул голову в окно и что-то резко сказал. Подростки прошли мимо.

Скрипнула дверь, из-за нее выглянула женщина. Подождав секунду, подошла к машине. Пожилая, наполовину белая, наполовину индеанка, с длинными седыми волосами и лицом законченной алкоголички. Хосе завел с ней почти непонятный Сергею разговор, затем сказал подмастерью: «пошли».

Лихоманов двинулся следом за Норьегой. Сергей думал, что они войдут в дом, но вместо этого их провели на задний двор. Там на запущенном и порядком заросшем участке стоял довольно большой гараж, а возле гаража сидел и курил сигару мужчина лет тридцати, почти белый, с незначительной примесью негритянской крови. Одежда его была довольно грязна и поношена, вместо сомбреро на голове красовалась когда-то белая панама. На лице его было печальное выражение. Похоже, он тоже неплохо знал Хосе. Мужчины поздоровались и заговорили на том же самом сленге, которого Лихоманов не знал. Но ясно, что речь шла о том, что новый подмастерье Норьеги хотел бы посмотреть, над чем работает мастер Хоакин.

Мастер Хоакин был не в восторге от подобной просьбы, но спустя десяток минут переговоров, сопровождаемых энергичной жестикуляцией, вошел в гараж, запустил бензиновый генератор и зажег свет. Потом пригласил гостей войти, а сам вышел.

До такой степени «убитого» авто здесь Сергею еще не приходилось видеть. Он даже не понял, что это за машина – модель была ему незнакома. Автомобиль был не самым «крутым», даже в прежние годы. Кузов – двухдверный седан, если даже не сказать – купе, без малейшего намека на «плавники». Изначально, видимо, зеленого цвета, он был ободранным, побитым и ржавым; лобовое стекло – панорамное, по моде пятидесятых – покрылось сетью трещин. Раздельная решетка радиатора помялась, не иначе, от давнего столкновения, в котором серьезно пострадали фары, да и вся передняя часть. Смятый капот, спущенные колеса… Словом, металлолом. Утиль – даже для Кубы.

– Эта машина еще поедет, – сказал Норьега.

– Не может быть, – произнес Сергей. – Хотя, если мотор…

– Можешь открыть капот, – сказал Норьега.

Лихоманов поднял заскрежетавшую крышку и посмотрел на смятый радиатор, расколотый трамблер, и – самое главное – двигатель без блока головок. Ржавчина покрыла когда-то зеркальное покрытие внутренних поверхностей цилиндров, из клапанных гнезд торчали грязные пружины. Кошмарное зрелище для механика, словом.

– Да здесь нужна замена двигателя, – уверенно произнес Сергей. – Это что за машина?

– «Крайслер-300» пятьдесят шестого года. Недавно приобрели у детей покойного Саммерли – старого гринго, оставшегося жить на Кубе. Через неделю на этой машине будет ездить сын комиссара милиции.

– Не может быть, – снова сказал Сергей.

– Хоакин согласился рискнуть. Я бы не стал.

– Почему?

– Ты не забыл о последней заповеди механика? Так вот, Хоакин умеет подчинять себе то, о чем не принято говорить вслух. Может быть, даже, он лучший механик, чем я.

– Но вы это тоже пытались делать?

– Да. И вот что я скажу тебе, muchacho. Сын комиссара милиции сможет потом спокойно ездить, не опасаясь, что с ним случится беда. Хоакин это в состоянии обеспечить. Но если бы за эту машину взялся я, то за безопасность ее владельца нельзя было бы дать и окурка сигары. Понимаешь?

Сергей молча посмотрел на входящего в гараж Хоакина. На лице того была даже не печаль, а прямо-таки мировая скорбь. Черт, подумал Лихоманов, неужели он ошибся? Может, надо было сразу искать этого человека и напрашиваться в ученики именно к нему, а вовсе не к Хосе?

– Пойдем, – сказал Норьега Лихоманову. – Сюда мы еще вернемся.

Они вышли на улицу и сели в «Фольксваген». Несмотря на то, что в этих трущобах у Норьеги были знакомства, кто-то все же стащил «дворники». Хосе помянул «cucarachas» и «gusanos». [3]

– Ты, кстати, зря об этом подумал, – произнес потом вдруг Норьега, заводя двигатель.

– О чем?

– О том, что было бы хорошей идеей обучаться у Хоакина.

Сергей промолчал, опешив.

– Так вот, это плохая идея. Посмотри, как он живет. Может быть, он и умеет восстанавливать мертвые машины, но сам он уже почти мертвец. Ему ничто не в радость – ни деньги, ни ром, ни женщины. И с каждым месяцем все хуже. Он плохо понимает все, что не касается ремонта машин, и если бы ему не помогала Мартина, он зарос бы грязью и умер от голода, копаясь в двигателях. Для нашего общества – он изгой. И если кто узнает, что я побывал здесь и возил тебя сюда, мне придется ответить на несколько очень неприятных вопросов. Тебе ясно?

– Ясно. А почему мы должны сюда возвращаться?

– Через пять дней ты это сам увидишь.

…Именно так сказал тогда Норьега. Возможно, зря он меня возил к этому искуснику-забулдыге, – подумал Сергей. И, возможно, зря я настаивал, чтобы мне открыли все кубинские секреты восстановления и переделки автомобилей. Ведь я сам начал чувствовать, что с каждой машиной, отремонтированной или легализованной с применением особых методов, я словно бы терял часть самого себя. И пить я тогда начал здорово, с Гришей Кебичем на пару… Гриша. Уж не переделанные ли мной машины высосали из меня тогда интерес к фантастике? И испанский язык заодно? Ведь когда-то с листа умел читать, да и болтал без особых проблем там, на Кубе. А сейчас кроме «buenas noches» [4] что могу вспомнить? Куда что ушло? Ничего не понимаю… Хорошо, хоть вовремя прекратил подобные техники на грани фантастики.

Лихоманов встал из-за стола в своем офисе и подошел к двухкамерному сейфу. Нижней камерой он практически не пользовался, да и совсем не хотел туда даже заглядывать. Он действительно боялся. Боялся еще хоть раз применить привезенные с Кубы вещи вместе с навсегда врезавшимися в память словами и действиями. Но выбросить их тоже было страшно. И забыть то, что когда-то делал Хоакин, невозможно. Тем более что и сам Сергей повторял этот урок не раз и не два. Но только с машинами. «Никогда не пытайся увидеть в машине человека», немного двусмысленно говорил колдун Хуан. «Никогда не пытайся увидеть в человеке машину». А вот так сказал Хоакин, по незнанию или из легкомыслия захотевший стать лучшим автомехаником на Кубе, но ставший в итоге отверженным. Все равно что проклятым.