Светлана Алешина - Блеск презренного металла

— Так это я и была! — сердито сказала я. — Втолковываю тебе, втолковываю…

— Да? — удивилась Аглая. — А когда я вернулась, меня наказали. Нам нельзя никуда уезжать. И еще у меня нашли эту бумажку. Меня били, а потом заперли в этот подвал. Сначала давали есть и воду тоже давали… А теперь я уже два дня не ела, и воду мне сегодня не давали…

— Не до этого было, — проворчала я. — Но, слава богу, тебе и наркотик перестали давать! Хоть какая-то польза… Значит, ты провинилась? А кто у вас определял наказания — Учитель? Как его, кстати, зовут — не Андреем Петровичем?

— Мы называем его Учитель, — строго сказала Аглая. — Он нам все объясняет и заставляет петь молитвы на непонятном языке — они называются мантры. Это он сказал, что если мы все очистимся, наши души отправятся в страну Шангри-Ла, где мы встретимся со всеми, кого любили и кто нас любит. А на самом деле они тут все злые и всех ребят и девчонок обижают, хотя их все слушаются и никогда не спорят…

— А твои девчонки и мальчишки, они тоже потеряли родителей?

— Ага, они все сироты. Поэтому Учитель их разыскал и собрал здесь, чтобы у них была как будто семья. Но это плохая семья, потому что сначала о нас вроде заботились, а потом стали только ругать и заставлять работать. А еще у всех крыша ехала от этой гадости, которую нам давали. От нее нападает иногда страх, а иногда работать не хочется, и тогда тебя могут побить или посадить в подвал…

— И все-таки, зачем ты сюда подалась? — спросила я. — У тебя была квартира в Тарасове, ты могла там жить и работать. Вышла бы замуж…

— Я сначала там и жила, — сказала Аглая. — А потом познакомилась с Учителем. Он меня навещал, утешал сначала, а потом познакомил с одним человеком — со Славкой Климко. Я за него и вышла замуж. А потом он у меня квартиру забрал, а меня сюда привез. Сначала тут хорошо было — никто не обижал, и еда хорошая. А главное, я по маме с папой меньше тосковала… Только потом стало хуже, и я опять тосковать начала. Учитель все говорил, что однажды мы встретимся — в той стране… А на самом деле они некоторых ребят увозили куда-то на машине, а других привозили… Тут и взрослые были. Некоторые совсем старики даже.

— И у всех твой Учитель, наверное, оттяпывал квартиру, правильно? — спросила я.

— Наверное, — вздохнула Аглая.

— А тебя на самом деле как зовут? — поинтересовалась я. — Соседи в твоем бывшем доме говорили, что звали дочку Панкратовых Екатериной…

— Я и была дома Екатерина, — сказала она. — Но нам тут всем новые имена дают. Некоторые вообще забывают, как их раньше звали. И адреса старые забывают, и вообще все. Учитель говорит, что когда мы вообще все про себя забудем, тогда и наступит полное очищение, и наша душа будет готова переселиться в блаженную страну…

Похоже, в ее голове реальность до сих пор мешалась с вымыслом, и она не всегда могла отделить одно от другого.

— Да, мудрый человек ваш Учитель! — заметила я. — Многим он сумел задурить голову. Кстати, сейчас здесь много таких, как ты?

Девушка немного подумала и неуверенно ответила:

— Человек десять, наверное… Я не помню. Лучше Учителя спросите…

— Должна тебе сказать, Екатерина, — можно я буду звать тебя так? — должна тебе сказать, что вашего Учителя уже никто ни о чем не спросит. Сегодня его душа отлетела. Не уверена, что она попадет в блаженную страну Шангри-Ла — ты и сама догадываешься, что таковой не существует, — но я надеюсь, что теплое местечко в аду ей уготовано.

— Я вас не поняла, — честно призналась Екатерина. — Вы так быстро говорите…

— Учитель говорил помедленнее, верно? — усмехнулась я. — Все разжевывал и раскладывал по полочкам?

— Сначала — да, — простодушно сказала девушка.

— Ну что ж, тогда я тоже не буду тебя утомлять. Оставим его душу в покое. Короче, твоего Учителя убили. Насмерть. Его больше нет на свете.

— Это вы его убили? — вежливо поинтересовалась Екатерина. Она была поистине неподражаема.

— Нет, это не мы его убили, — терпеливо объяснила я. — Как-то не до того было. Нас самих чуть не убили.

— Теперь-то точно убьют, — обнадежила меня Екатерина. — Я давно просила меня выпустить, но мне сказали, что я тут и сдохну. Вы, наверное, тоже…

— Это Учитель тебе так сказал? — спросила я.

— Нет, Учителя я не видела больше ни разу, — сказала Екатерина. — Это Валет и этот… Кирей… Увы, девочка недалека от истины… Для кого первоначально предназначалась эта тюрьма? Насколько я поняла, оболваненные жители этой колонии здесь особенно долго не задерживались. Едва Учитель убеждался, что его подопечный превращается в развалину, не помнящую ни рода ни племени, он вышвыривал его подальше от своего поместья, обрекая на голодную жизнь бродяги или обитателя психиатрической больницы.

По-видимому, эта клетка была сооружена для тех редких индивидуумов, которые плохо поддавались учительскому гипнозу и проявляли наклонности к бунту. Было очень удобно держать их здесь, вдали ото всех. Их можно было даже не кормить, не поить, а при особой необходимости вообще сделать вид, что их не существует. Наверное, таким образом Учитель и его бражка успокаивали свою совесть — им казалось, что они могут не считать себя убийцами.

Но до чего педантичен и предусмотрителен был покойный Андрей Петрович — додуматься провести водопровод в подвалы, чтобы в нужный момент спрятать концы в воду в буквальном смысле этого слова!

Подвал, где оборудована лаборатория, наверное, находится там, в главном здании. Заведует им, вероятно, Тимоня — остальных при всем желании не заподозришь в знании не только химии, но и таблицы умножения. Скорее всего, эта четверка проживает тут постоянно — именно для них в кельях поставлены койки. Скромный суровый быт — как и положено монахам, проповедникам слова божьего. Только богом в данном случае был господин Бурмистров, мошенник, на котором пробы негде было ставить. Своих шестерок он увлек, конечно, не речами, а баксами, хотя не думаю, что он был как-то особенно щедр.

Сам он с супругой жил, разумеется, в Тарасове. Но наезжал сюда часто — еще бы, такое хозяйство требует постоянного глаза. Жена в этих поездках вряд ли его сопровождала — мне она показалась для этого особой слишком изнеженной и нервной. Хотя сегодня действовала решительно. Если она так же возьмется за дело в Тарасове, нотариусу Белову придется туго.

По привычке я опять углубилась в перипетии расследования, на время забыв об истинном положении дел и о том, что через пару часов мои рассуждения могут никому не понадобиться, даже мне самой. Единственное, что мне тогда будет нужно — это хорошее надгробное слово.

Сообразив это, я выбросила из головы проблемы госпожи Бурмистровой и опять занялась своими. Как уже говорилось, люк был подогнан на славу. Но в нем все же присутствовали мелкие щели, и у меня появилась безумная идея попробовать их расширить. Кое-какой опыт бегства из темниц у меня уже имелся.