Светлана Алешина - Вниз тормашками

— Ясно. А Антон?

— Он сотрудник «Инфо-стена». Это рекламное агентство, где он работает креативным брэнд-составителем. Вроде бы так он мне говорил. Или просто составителем? Давайте я вам телефон напишу, а вы с ним сами потолкуете, хорошо?

— Это был бы идеальный вариант, — улыбнулась Лариса.

Пока Ольга искала клочок бумаги, чтобы зафиксировать на нем ценные сведения, Лара стояла в прихожей и оглядывала себя в зеркале. Поскольку похороны, как она выяснила, состоялись вчера, то с зеркал сняли покрывала, которые вешают в немного суеверных целях, дабы душа почившего не осталась в доме. Хотя сама Лариса думала, что это делается в основном для того, чтобы заплаканные женщины не видели своего ужасного вида в зеркале и не расстраивались еще больше.

Лариса стояла и думала, что, кажется, слегка потолстела. Ее любимый белый костюм сидел по-прежнему безупречно, но она сама чувствовала, что пояс юбки начинает давить на талию. Не может же малюсенький кусочек поминального пирога быть таким калорийным, чтобы ее сразу разнесло, как на дрожжах?

«Вот тебе и лето, — грустно подумала она, — работа, работа, даже собой заняться некогда. Ну, ничего. Заеду сегодня в шейпинг-клуб. Или завтра. Может, Лерочка составит для меня какое-нибудь особое расписание? А то этак разнесет меня, и я уже не быстрокрылой чайкой буду, а жирным бакланом».

— Вот.

Ольга протянула Ларисе листок, на котором печатными буквами были записаны корявые цифры контактных телефонов друзей Димы.

— Спасибо, Олечка. Ну, я побежала. Ты, если можешь, не оставайся сегодня одна. Поезжай к родителям или к какой-нибудь подружке. Тебе сейчас необходим кто-то рядом.

— Не к кому, — криво усмехнулась девушка. — У родителей ремонт, а у меня аллергия на краску. Мама сказала, что сюда, «в эту дыру», как она выразилась, она ни за что не поедет. Дескать, плебейство это все. А подружки… У меня их толком и не было совсем. Да ладно, — вдруг она поспешно утерла слезы и почти сумела улыбнуться, — справлюсь как-нибудь. Что я, маленькая совсем?

— И взрослые ломались. Вот что, у меня есть знакомый психолог, — сказала Лариса, вспомнив о Курочкине. — Я могу тебе дать его телефон.

Она и сама не понимала, почему, собственно говоря, так заботится о совершенно незнакомой ей девушке. Все-таки Оля эта, видимо, обладает даром внушать свою беззащитность другим людям, причем делает это совершенно ненавязчиво, естественно, не притворяясь беспомощной дамочкой, хлопающей ресницами.

Лара на обратной стороне своей визитки нацарапала телефон Курочкина, предупредив, чтобы Ольга, если будет звонить врачу, обязательно сказала, что она знакома с Ларисой. Курочкин — он хоть и интеллигент, замечательный психолог и невероятно воспитанный мужчина, но при всех этих замечательных качествах он также невероятный скряга. Как он сам говорит, он просто очень любит деньги. И не любит работать без отдачи и без вознаграждения. То, что он не альтруист, Лариса знала точно. Но специалист хоть куда. Потому она и порекомендовала его Оле.

«Созвонюсь с ним, а заодно посоветуюсь и насчет преступления, — подумала Котова, садясь в машину. — Выясню — с каким именно складом характера можно пойти на такое убийство, а также возможные мотивы».

Но по приезде домой Ларису отвлекли домашние дела, отвертеться от которых не было никакой возможности. Настя приболела, пришлось отнимать у нее всю эту патентованную химию и лечить девчонку, простывшую где-то на ветру, народными средствами.

Курочкину она позвонила поздно. В девять вечера Ларисе удалось наконец застать дома своего друга-психолога. До этого он упорно не брал трубку.

— Привет, привет, — в трубке раздался голос ее старого знакомого — Толика Курочкина.

Знала Лариса его уже лет сто, хотя ни он, ни она даже в совокупности не прожили столько времени. Курочкин был отменным психологом, работал же на психологической кафедре Тарасовского университета. Ему Котова позвонила в силу того, что никак не могла понять мотивов действий предполагаемого преступника. А не зная мотива, как искать убийцу? Методом тыка? Хороший метод, только очень уж долгий. А у Ларисы на все про все два-три дня.

— Как жизнь? — спросил Толик.

— Средне, — Лариса не стала вдаваться в подробности — не хватало еще, чтобы наша Курочка разнесла по всему Тарасову, что роскошную Лару Котову подозревают в совершении одного очень нехорошего дела! Так как болтун Курочкин делает это, то есть сплетничает, с многозначительными паузами, намеками и недомолвками, то можно себе представить, в кого именно он превратит Ларису за каких-нибудь два-три дня. Из преуспевающей бизнесвумен, хорошей матери и нормальной жены получится монстр с окровавленными ногтями, кидающийся на людей. Так что бедные жертвы добровольно выпивают яд, лишь бы кошмарная Котова не приставала к ним со своими грязными домогательствами. Причем сделает Курочка это не из-за того, что всей душой ненавидит подругу, а просто так, из любви к трепотне.

— Что так? — спросил Курочкин.

— Слушай, Анатолий Евгеньевич, как у тебя со временем? Я не отвлекаю?

— От чего? — фыркнул в трубку психолог. — Одна любовница уехала, другая еще не приехала, так что у меня есть около часа на удовлетворение твоих тайных желаний. С чего начнем? С садо-мазо или с чего-нибудь экзотического?

— Старый паскудник, — невольно улыбнулась Лариса. Несмотря на вольный тон, которого придерживался с нею Курочкин, между ними были дружеские, вполне приличные отношения. — У меня к тебе разговор другого плана. У меня опять убийство.

— У-у, некрофилка несчастная! И чего тебе неймется? Не успеешь с человеком пообщаться, и он уже — труп! Возбуждает это тебя, что ли? У тебя плохая аура, Лара Викторовна. Вижу в этом патологическую сублимацию нерастраченной сексуальной энергии, направленную на уничтожение…

— Ага, у меня плохая аура, — перебила его Лариса, — так что берегись! Серьезно, мне нужна твоя консультация.

— А в чем дело? — посерьезнел Курочкин. Лариса, как могла, в точности описала ему ситуацию, постаравшись не упоминать того, что ее подозревают.

— Вот оно что, — сказал Курочкин. — Значит, слушай, повторяю — так ли я понял. Итак, мы имеем некоего оператора, как бишь его?

— Дмитрий.

— Дима, значит. Поел твоего супа и траванулся, бедолага. Причем умер дома.

— Умер он в больнице, — поправила Лариса.

— Ну в больнице, какая разница? Факт тот, что смерть наступила не в студии и была не моментальной, а длительной. То есть от момента отравления до момента смерти прошла куча времени. Где гарантия того, что яд находился именно в супе? Не мог оператор, скажем, в хот-доге его съесть? Допустим, его кто-нибудь угостил этим самым хот-догом. Тогда все проще.