Светлана Алешина - Преступление без наказания (сборник)

— Это тоже говорят?

— Да, и говорят тоже. Да это и невооруженным глазом видно.

— Как это видно? — удивилась я.

— Ага! Я, оказывается, эту девушку давно знаю.

О Степе она говорит, что у него был неприятный характер. В том смысле, что уж больно неуравновешенный. То он спокоен, как дохлый кот, то психует, как последний неврастеник. Про Алексея и Настю она ничего особенного не знает. Другими словами это не она, — заключил Роман.

— Ты ей веришь?

— Да, — ответил он. — Никаких сомнений! Она в этот день рожала.

— Ничего себе, вот это я понимаю — алиби! И уже дома? — поразилась Маринка.

— А она дома и рожала. Семья зажиточная, могут и хорошего доктора домой пригласить. А у Аленки после двустороннего воспаления легких в пятилетнем возрасте аллергия на больницы.

— Так ты что, ее с детства знаешь? — поразилась я.

— Практически, — подтвердил он.

— Как тесен мир… Ах, ну с чего же тогда ходят эти слухи? — заволновалась я, впервые уловив какую-то ниточку.

— Если что-то и в самом деле такое было, то кто-то из его парней сболтнул.

— Что значит «его парней»? — спросила Маринка.

— Я имею в виду тех, кто вокруг Алексея этого сшивается, «шестерки» там разные. Этот Степа, похоже, был в их числе. А в общем, не узнал я ничего полезного, — понуро заключил Ромка. — Ну нет у меня среди них знакомых.

— Это ты зря про ничего полезного, — задумчиво произнесла я. — Вот про «ходящий слух» это очень интересно.

Тут я обратила внимание на Виктора. Он уже некоторое время не участвовал в разговоре, равнодушно глядя на полуприкрытую дверь. Теперь же на его лице появился неподдельный интерес. Я с великим трудом вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что же его так заинтересовало, и замерла.

Пользуясь тем, что в офисе никого не было, к нам просочился небезызвестный дедулька и сейчас занимался тем, что пытался прикрепить к стене самодельный плакат.

— Ах, опять он! — задохнулась от возмущения Маринка. — Да я ему сейчас устрою!

— Т-сс, не надо, — я схватила ее за руку. — Давай посмотрим, что он все-таки задумал. Интересно же!

— Очень, — оскорбленно фыркнула Маринка, однако понижая голос. — Только все обои испортит.

Мы молча наблюдали за действиями дедули. И где он только лист бумаги таких размеров достал? Плакат не желал крепиться: стоило дедуле приладить один угол и приняться за другой, как откалывался первый, и все начиналось сначала. Дедуля аж взмок от усилий.

— Может, ему помочь? — сжалился сердобольный Ромка.

— Не смей! — дружно зашипели мы с Маринкой.

— Сейчас вы дождетесь, — фантазия у Ромки, очевидно, разыгралась. — Сейчас он тут повесит свой лозунг, потом разобьет палаточный городок, а потом еще и митинговать начнет.

Мы переглянулись.

— Уважаемый, чем это вы здесь занимаетесь? — громко спросила я, появляясь из кабинета.

Дедуля подпрыгнул, воровато оглянувшись, невольно сдергивая почти прикрепленный плакат.

Ромка нагнулся, развернул огромный лист ватмана и прочитал:

— Долой журналистов-уголовников. Три восклицательных знака. Ничего себе, наезд!

— А что, правда глаза режет? — ехидно осведомился старичок.

— Вы же знаете, что, пока вина не доказана, ваши действия являются противоправными и вы можете понести за них ответственность?..

Виктору, очевидно, здорово все это надоело, или же он был особенно зол на дедулю, который донес на Сергея Ивановича. Он взял борца за справедливость за плечико и мягко, но решительно развернул и подтолкнул его к выходу.

Должно быть, дедуля наконец-то понял, чем для него все это может кончиться. Он втянул голову в плечики и самостоятельно стал отходить к двери.

— Беспредел! Я буду жаловаться!

— Вот именно, что беспредел! Вы проникли на территорию учреждения и еще смеете возмущаться? — грозно спросила я.

Старичок исчез за дверью.

— А сейчас, смотрите, он произнесет свою знаменитую фразу, — обреченно сказала Маринка.

И действительно, дверь распахнулась, дедуля просунул голову в щель и торопливо пригрозил:

— Я найду на вас управу! — с этим он окончательно исчез.

— Вот ведь какой! Хуже гвоздя под пяткой! — в сердцах сказала Маринка — Убить его, что ли, продолжая славные традиции сотрудников нашей редакции?

— У нас традиция не убивать, а числиться в подозреваемых, — поправила я ее. — Существенная разница.

— Ну да. Надеюсь, она и впрямь сохранится.

— Ты про традицию или про разницу?

Мы принялись за накопившуюся работу. Выпуск очередного номера медленно, но верно приближался, а у нас еще ничего не было готово. Больше за день ничего интересного не произошло. Насти дома опять не было.

На следующий день Фима, как и обещал, добился для меня свидания с Кряжимским. Времени у нас было немного, а чуть позже должен был решиться вопрос о выпуске Сергея Ивановича под залог. Я очень торопилась, потому что проспала. Маринка опять ночевала у меня, и мы проболтали с ней почти до самого утра.

Вопреки опасениям Виктора, пока больше ничего не случалось. Но, когда я подходила к своей машине, у меня заледенело сердце при виде кривой скалящейся рожи на пыльном заднем стекле.

— Нет! Не дай бог! Но неужели мне прокололи шины! — Забыв про утреннюю ломоту в спине — было такое ощущение, будто меня неожиданно разбил радикулит, — я бодрой рысью устремилась к своей «Ладе». Уф, все вроде бы цело. Наверное, остроумные детишки пошутили. Я грустно оглядела машину — да, душ моей «Ладе» не помешал бы. Завернув по дороге на работу, высадив там Маринку и дав клятвенное обещание, что, как только поговорю с Сергеем Ивановичем, сразу же приеду или позвоню, я отправилась к невольному месту обитания Кряжимского. Оказалось, торопилась я зря. Меня попросили прийти часика через два, а потом — еще немного подождать. Это немного вылилось еще в два часа. Я уже начинала звереть, когда чудо наконец свершилось.

Ох, и мрачное же впечатление!.. Но, только увидев Кряжимского, я сразу же и думать забыла о сыроватых стенах, выкрашенных масляной краской неизменно противного оттенка, желтых лампочках.

Вот ведь какая ирония судьбы! Собрался Сергей Иванович на курорт, а попал в СИЗО. Я почувствовала стыд за нашу общую недогадливость — это же надо было разрешить ему с самолета ехать домой!

— Сергей Иванович! Как вы?

— Нормально, бывало и похуже. Хотя и получше тоже было. Меня, может, сегодня все же выпустят.

— Да, я знаю, и очень на это надеюсь. Но если… вам что-нибудь надо…

— Лучше исходить из того, что меня все-таки выпустят. Знаете, Оля, — он помолчал, подыскивая нужные слова, — вы себе представить не можете, как я благодарен всем вам за помощь! Для меня это так много значит.

— Мы все, что можем, делаем, а Фима…