Елена Чалова - Ключ к тайне

Тускло светила лампа, и по небольшой комнате с низким потолком метались и прыгали тени, словно заблудшие души грешников. Двое мужчин спорили, не обращая внимания на духоту и сгущающийся вокруг полумрак. Дети подглядывали за ними в узкую щелку двери. Им было страшно и интересно, они ни слова не понимали из того, что говорили взрослые, но сама комната и эти тени были столь загадочны и живописны, что их тянуло к двери словно магнитом.

– Неужели вы сами этого не чувствуете, рабби? – в который раз вопрошал Карл фон Райнц. – Грядут иные времена, и люди отчаянно нуждаются в знаниях, в мудром руководстве.

– Вы говорите как мальчик, как неразумное дитя, увлекшееся яркой игрушкой и пленившееся красивой речью, – устало отвечал старик. – А ведь нужно смотреть вперед.

– Вот именно! Нужно смотреть в будущее! Люди, обладающие знаниями, должны нести свет просвещения! – Карл поискал глазами свет, но в комнате было лишь маленькое окошечко, почти под самым потолком. Сквозь его толстые мутноватые стекла почти не пробивались лучи солнца. На столе имелась лампа под тяжелым абажуром, сделанным из кусочков стекла и металла, и она служила фактически единственным источником не слишком яркого света в полуподвальном помещении, но свет этот был приглушенный и какой-то… слишком волшебный, что ли. Уж со светом знаний не ассоциировался никак. Тогда мужчина просто возвел очи горе, добавив выразительный жест руками. Однако в небольшой комнатушке подобные движения таили опасность, и Карл сморщился, угодив кулаком по темной балке, которая нахально выступала из стены. Старый раввин тихонько хмыкнул.

Мальчик, подглядывавший из-за двери, подумал, что мужчины удивительно похожи друг на друга: дядя Карл и этот старик. Действительно, оба они от природы довольно высокие и ширококостные, но долгие годы, проведенные за чтением ученых книг в душных кабинетах, ссутулили их плечи и сделали кожу похожей на пергамент тех книг, что они с такой любовью и почтением хранили и изучали. Впрочем, это было, так сказать, профессиональное сходство. Как бы мал и глуп ни был Клаус, он уже понимал, что между немецким аристократом и старым еврейским раввином не может быть родственного сходства. Рабби был ужасно стар, и Клаус всегда думал, что именно так выглядел библейский Моисей: с пышной седой бородой до пояса и длинными белыми волосами, тонкие пальцы с желтоватыми ногтями и пергаментной кожей гладят переплет книги, на которой лежит его сухая рука. Глаза старика стали хуже видеть, и он читал и писал при помощи лупы. Клаус не знал точно, сколько старику лет, но предполагал, что ближе к ста. Впрочем, когда тебе самому всего десять, то любой человек старше семидесяти представляется почти выходцем из могилы. Зато мальчик точно помнил, что его дяде Карлу недавно исполнилось пятьдесят семь. На здоровье дядя не жаловался, хотя и говорил порой, что «погода сегодня давит тяжко», или отказывался от еды, чтобы не перегружать желудок и облегчить работу сердцу.

– Смотреть в будущее… – пробормотал рабби. – И что же вы видите в будущем, друг мой Карл?

– Я вижу новые возможности для человечества! – Голубые глаза Карла горели, лицо с правильными чертами светилось искренней верой. – Подъем науки и искусств! Не проходит и дня, чтобы не свершались новые открытия в области физики или математики. И сейчас очень важно, чтобы старые знания вернулись к людям. Неужели вы не можете убедить совет, что время настало?

– Боюсь, даже пожелай я, мне это не удастся, – отозвался старик.

– Но почему? Люди обрели бы невероятные силы, сумей они сложить новые и старые технологии, и тогда будущее станет именно тем царством добра и мудрости, к которому мы все стремимся… Что с вами, рабби? – Карл увидел, что старик прикрыл глаза и черты лица его словно заострились. – Вам плохо?

– Нет-нет. – Старик махнул рукой, указывая на чашку, примостившуюся на краю стола.

Немец подал ему лекарство и смотрел, как раввин пьет. Несколько капель янтарной жидкости пролились на белую бороду, но старик не обратил на это внимания.

– Не нужно думать, Карл, что мы сидим на наших тайнах, как та собака, из поговорки, сидит на сене. Просто время еще не пришло…

– Но откуда вы знаете, что момент не настал? Ведь нельзя не чувствовать, что эта эпоха – переломная. И знаки указывают на это! Мы с вами вместе нашли эти знаки, вместе анализировали тексты. Да сейчас и так, даже не обладая специальными знаниями или даром провидения, можно почуять, что мир меняется, что назревает нечто…

– Да. – Не мигая, старик смотрел на свет лампы. – Тут вы правы. Все указывает, что это непростое время и что сейчас мы можем прозреть будущее.

– Вот! Вы смотрели? – Карл нетерпеливо отставил чашку и присел на скамью, вглядываясь в темные и странно непрозрачные глаза старика. – Что вы видели, рабби? Полеты в космос? Объединенное правительство Земли?

Что-то в лице старика заставило его умолкнуть. В маленькой полуподвальной комнатке воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием двух немолодых мужчин. А потом старик прошептал:

– Там тьма, Карл. Огонь и смерть.

Карл шел по улице, и на сердце его было тяжело и неспокойно. Клаус семенил рядом с дядей, подпрыгивая, чтобы приноровиться к широкому шагу взрослого мужчины. Он молчал, потому что ему было жалко дядю Карла. Он расстроен. Неужели они с рабби действительно поругались? Клаус закусил губу. Слезы навернулись на глаза – он больше не увидит Мири! Кто бы ему еще год назад сказал, что он подружится с десятилетней девчонкой, живущей в еврейском квартале Праги, по соседству с синагогой! Да Клаус в жизни бы не поверил в такую возможность! Но потомок германских аристократов Клаус фон Райнц и внучка рабби Гринберга Мири стали настоящими друзьями и вместе исследовали темные закоулки старого дома рабби или совершали вылазки в лавочку на углу, где продавались леденцы. В магазинчике всегда было полутемно и пахло корицей. За прилавком царила толстая и неопрятная женщина, и было ужасно смотреть, как она запускает свою короткопалую руку в банку с леденцами, захватывает их толстыми шевелящимися пальцами, вынимает и ссыпает сладкие комочки в газетный кулек. Клауса буквально передергивало от отвращения, но Мири следила за лавочницей своими темными внимательными глазами, поджимала губы – совсем как мать, – и старуха не осмеливалась обвешивать детей, хоть и шипела потом вслед что-то злобное. Но Мири ее не боялась. Она вообще ничего не боялась. Лишь встряхивала головой, так что тонкие косы, как две черные змейки, скользили по плечам, и шла домой, гордо подняв голову. Потом, забравшись в чулан, они вместе ели карамельки и придумывали страшные истории про старуху продавщицу. О, она уж точно была ведьма!