Дмитрий Дубинин - Убийство к Рождеству

— А телефон?

— Есть. — Пистолет в руке громилы помогал давать правильные ответы.

— Давай.

А вы бы что сделали? Думаю, тоже бы постарались успеть нажать на клавишу, которая автоматом отправляет сообщение на нужный номер.

— Теперь пошли, — сказал Носорог, когда моя трубка перекочевала к нему в карман. — Закрывай лавочку. Ключ сюда.

Слишком уж пустынна в это время суток наша улица, да и торец здания смотрит в сторону какой-то промзоны. Надо было что-то делать…

— Будешь орать — прибью. Побежишь — то же самое, — предупредил бровастый мои возможные действия. — Понял?.. Тогда мордой к тачке и руки назад.

Я повернулся к машине. Темно-зеленый кузов. Значит, сестер возили именно в этой машине. Теперь моя очередь.

Носорог скрутил мне руки скотчем и усадил на переднее сиденье. Ремень безопасности… Вот это ремешок — крест-накрест! Водитель при таком ремне на пассажире действительно всегда будет в безопасности. Спецзаказ, не иначе. Нечто среднее между парашютными лямками и поясом невинности…

Очевидно, чтобы я не ощущал дискомфорта от подобного унижения, громила врезал мне рукояткой пистолета по голове. Четвертый раз, мать его так!.. В общем, очнулся я только когда мы уже ехали по центральным улицам. Да и то, очнулся — слишком мягко сказано. Перед глазами все тряслось и расплывалось. В ушах шумело.

— Это опять я, — заявил Носорог, говоря в свой телефон. — Друган вроде немного в себе. Куда ехать?

Вот как? Значит, возможны варианты?

— Понял, — сказал он затем. — Кому позвонить? А, сами позвонят? Ясно.

Мы не спеша двигались по направлению к Ленинградскому. А ну, если сейчас приподнять ногу, да ка-ак…

Нет. Не получится. Пока я был в короткой отключке, Носорог прикрутил мне ноги к сиденью. Все тем же проклятым скотчем.

Странно, что я вообще еду не в багажнике. И какого черта нас несет почти к центру Москвы?

Тут Носорогу позвонили. Он пробурчал несколько слов, потом немного прибавил газу, и вскоре мы оказались на ярко освещенной Тверской, среди кричащих вывесок, красивых проституток и неонового буйства.

Куда мы, черт возьми, едем? Минуту спустя я увидел, что Носорог держится точно за большим белым лимузином, кажется, «Линкольном», повторяя все его маневры. «Линкольн» двигался неспешно, ближе к правому ряду. Скоро «Пежо» поравнялся с лимузином, и на перекрестке мы уже стояли в нескольких сантиметрах один от другого, бок о бок. Тонированное стекло «Линкольна» опустилось, и я увидел совершенно аристократический профиль — узкое лицо, длинный нос и брезгливо выпяченную нижнюю губу. Энвер Тоциев. Не побрезговал, паньмаешь, лично увидеть упрямого параноика, никак не желающего примиряться с ролью козла отпущения.

Светофор переключился на зеленый, стекло в лимузине поднялось, и «Линкольн» двинулся прямо. Носорог немного отстал, перестроился, потом свернул на Моховую, и наши дороги с господином Тоциевым разошлись навсегда.

Что за черт — мы возвращались в наш район? А впрочем, не было ничего удивительного. Я не удивился и тому, что мы подъехали к знакомому зданию, а когда «Пежо» без помех въехал через гостеприимно распахнутые перед ним ворота во двор, мне осталось только уповать на Наташу и Соленого.

Потому что лишь недавно я понял, без чьей руководящей и направляющей роли не обошлось в моих злоключениях. Когда я собрался гасить свечу, стоящую в бутылке, то обнаружил на внутренней стороне стекла высохшие до состояния хрупкой пленки следы крови, и мне почти все стало ясно.

— Мы приехали, — сообщил Носорог в телефон, подруливая к черному ходу.

Не прошло и минуты, как на улицу вышел знакомый рыжий парень — наш администратор из «Оберона». Вот скотина!

Носорог вышел из машины, обошел ее вокруг, и открыл дверь с моей стороны. Потом протянул Боре нож.

— Разрежь ему скотч на ногах.

Боря, кажется, чувствовал себя не очень уютно, кроме того, физиономия у него была здорово исцарапанной. Во всяком случае, в глаза мне он избегал смотреть. Когда он, нагнувшись, освободил мои лодыжки, я изловчился, и пнул админа в рожу. Тот все-таки увернулся — мой ботинок лишь мазнул его по скуле.

— Тихо, тихо, — забормотал админ, пятясь окарачь.

— Вылазь, — обратился ко мне Носорог. — Идем.

Мы вошли в дверь: первым шагал Боря, следом — я, замыкал шествие Носорог. В помещении мы почти сразу же попали на лестничную клетку. Боря двинулся вниз, мне было нетрудно догадаться, что я должен следовать за ним.

Спустившись в подвал, мы оказались в длинном коридоре. Вдоль стен тянулись трубы, от которых тянуло горячей сыростью. Где-то в дальнем конце коридора подмигивала люминесцентная лампа, а со стороны лестницы коридор заканчивался глухой стеной.

Мы пошли вдоль стен и труб. Лампа жужжала над головой, когда мой нос стал ощущать знакомый запах. И когда Боря открыл какую-то дверь, я уже не удивился знакомой обстановке — когда-то я краем глаза заглядывал сюда из кабинета.

Покойницкая. Очень похожая на морг из компьютерной игры «Черный оазис». С той лишь разницей, что холодильник здесь был вроде бы исправен, а в стеклянных шкафах не было гротескных экспонатов. Пять столов, на трех из них зловещего вида пластиковые мешки с понятным содержимым.

— Че остановился? Рано тебе еще сюда, — сказал Носорог.

Это прозвучало обнадеживающе, но разве можно верить этому бандюку на слово?..

Другая дверь. Если идти прямо — выйдешь на лестницу, ведущую к вестибюлю первого этажа. Если направо — в кабинет главного патологоанатома. Мы повернули налево, туда, куда я еще ни разу не заглядывал.

Здесь заведующий патологоанатомическим отделением, очевидно, занимался со своими пациентами. В центре помещения находился стол, похожий на операционный, с круглой лампой над ним. На столе не было никого.

Зато вне стола находились трое. Один мужчина и две женщины. Мужчина — хозяин апартаментов — само собой был мне знаком. Выглядит, как артист, а по делам — бульдозер, так, кажется, про него кто-то совсем недавно говорил?

— Здорово, Мясник, — сказал я.

Китанов и ухом не повел.

Здесь была женщина, которую до этого я видел только на фото, правда, лишь однажды. Бледная, с тяжелой гривой каштановых волос, она зло смотрела покрасневшими, заплаканными глазами на тех, кто был свободен от пут. Тамара Зурина. Она выглядела не только злой и печальной, но и до безумия напуганной. По-моему, даже в состоянии, близком к шоку. Еще бы — эти мерзавцы на нее тоже скотча не пожалели. Молодую художницу крепко примотали к какому-то явно медицинского назначения стулу — круглому, с длинным штырем, торчащим из спинки вверх и на вид очень даже увесистому. Но, наверное, они знали, что делали — вероятно, Тамара сопротивлялась — не она ли оставила эти борозды на наглой рыжей морде Бори?