Марк Гроссман - Капитан идет по следу

Вот эти-то факты нужно скрепить воедино. Только тогда косвенные улики могут стать силой, цепью доказательств, через которую обвиняемый уже не прорвется. Каждое звено в этой цепи должно быть прочным и туго сцепленным с другим звеном.

А ты как вел сыск? Ухватился за одну догадку. За самую вероятную, как тебе показалось. Будто не знаешь, когда чудится, что все лежит поверху и есть только одно толкование, чаще всего и случаются промашки. Именно тогда неопытный сыщик, следователь прокуратуры подгоняют один факт к другому и крепят их в единую, но — к беде нашей — непрочную цепь.

Как ты допрашивал Веревкина? Ведь ты решил почти сразу: кассир сам похитил деньги. Потому и выяснял: нужен ли ему пропуск, что он купил в последние дни? Ты старательно обыскал квартиру и шаг за шагом сбивал сыск на ложный путь. Ты даже не запнулся о такую деталь: Веревкин сам сказал тебе, что печать на сейфе была цела. Какой жулик станет сам наговаривать на себя?

Я не судил бы тебя так строго, если бы ты занялся и другими версиями, когда бы широко и прочно плел свою сеть. Ты же поступил шиворот-навыворот. Результаты, как видишь, негустые.

Полковник помолчал и сказал:

— Иди и помни, что тебя уберут, коли не найдешь вора.

Я попрощался с Крестовым и снова пошел на завод, не очень-то рассчитывая на успех.

Что делать? Надо, видно, вспомнить все, что связано с кражей.

Итак, в субботу Веревкин ушел со службы после гудка. В понедельник кассир явился на завод к исходу дня. Почему? Пошел в банк за крупной суммой. Но какая нужда была в этом? В кассе лежало почти триста тысяч рублей, а срочных выплат не предвиделось.

Это я и раньше знал. Но тогда мне казалось: старик с умыслом тянул время, не шел на работу, стараясь сбить сыск.

Что же сейчас предпринять? Допросить Эврипида Михеевича? Очень уж неохота. Глупо я выглядеть буду!

На заводе мне отвели комнату, и я пригласил туда Веревкина.

— Можете меня извинить, Эврипид Михеевич?

— Тебя, дурака, нет, а для дела — ладно уж…

— Моя недоумка была, не отпираюсь. Но помогите.

— Ну, давай. Авось до чего-нибудь и доавоськаемся.

Итак, кто приказал Эврипиду Михеевичу получить деньги из банка? Иван Иванович Корякин. Не удивило ли это Веревкина? Удивило: в кассе хватало денег. А еще известно: банк дает деньги заводу только после полудня.

Сказал ли кассир об этом начфину? Да. А что ответил Иван Иванович? Ответил, — на это есть причины.

Ну, что ж — пойдем дальше. Мог ли кто-нибудь на время выкрасть ключ, чтобы открыть замок или сделать копию? И то и другое исключено.

Бывали ли у кассы подолгу посторонние люди? Посторонних за барьер не пускали. Слесарь Карнаухов как-то возился с батареями парового отопления. Однажды появлялся стекольщик…

Отпустив Веревкина, я стал ходить по комнатке из угла в угол. Когда и куда исчезли деньги? Вынесли их с завода или нет? Когда совершено хищение? В субботу? Едва ли. Веревкин был в кассе до гудка. В понедельник? Нет. В бухгалтерии весь день находились люди. А сейф за пять минут не очистишь: надо открыть шкаф, взять деньги, закрыть замок и восстановить мастику так, чтоб кассир сразу ничего не заподозрил.

Что ж из этого следует? Кража совершена в воскресенье. У преступника был ключ от сейфа. Но, выходит, не тот, которым располагал Веревкин.

Что это за ключ? Откуда он взялся? Нет ли здесь связи с этим Карнауховым из слесарной мастерской? Он три часа находился в бухгалтерии, мог запомнить или зарисовать разрез замка.

Ну, а если слесарь ни при чем? Тогда? Не из бухгалтерии ли преступник? Вот, скажем, начфин Корякин? Странно выглядит его распоряжение. Кто-кто, а он хорошо знал, что нужды в этих деньгах нет.

А к чему начфин мог все это придумать? Если деньги похищены в воскресенье, какой смысл держать Веревкина в банке в понедельник? Какая разница: утром или вечером обнаружит он пропажу. Разве как мера против розыскной собаки?

А может, здесь иное? В воскресенье преступник только выкрал деньги, но не смог унести их с завода. Возможно, он и не хотел этого делать: воскресенье — не будни, каждый человек, да еще с вещами, запомнился бы охране.

Что ж, надо действовать.

Я отправился в слесарную мастерскую завода. Как на грех, Карнаухова не оказалось на работе: уехал ремонтировать комбайны в подшефный совхоз.

Старичок, заведующий мастерской, оказался словоохотливым и общительным человеком. Он дельно ответил на мои вопросы.

Федя Карнаухов — работник большой руки, и он, начальник мастерской, не может на него обижаться.

— А в остальном?

— Что ж, небольшой грешок водится: любит водку. Однако не злоупотребляет.

— Не занимался ли здесь Карнаухов посторонней работой?

Старичок смутился:

— Хм, хм, был такой грех, товарищ…

— Какой?

— Ключи какие-то, помню, точил. Месяца полтора. Один выточит, через недельку-другую второй точит, третий…

Я даже охнул от удачи. Тут — верный след!

Мы договорились: Карнаухова немедля вызовут из совхоза.

Я бодро вернулся в свою комнату и… снова приуныл.

«А вдруг случайное совпадение? Тогда?»

Ну, пора вызывать Корякина.

Начфин явился вылинявший какой-то, тусклый.

Да, верно, он приказал восемнадцатого августа гражданину Веревкину получить большую сумму. Он, Корякин, видит: гражданин следователь в курсе дела — деньги не очень были нужны. Причина такая: в банке случались заминки с деньгами. Вот и решили сделать запас. Директор завода поддержал эту мысль…

В обеденный перерыв я еще раз побывал в комнате финчасти. В кассе, отгороженной от бухгалтерии низким барьером, никаких следов, разумеется, не нашлось: со времени кражи прошло уже два месяца.

В бухгалтерии стоял десяток столов. В углу, перед южным окном, громоздился стол главбуха Грыбы, рядом невысокий столик под голубой плюшевой скатертью. На столике чернел телефон.

Вместе с понятыми я осмотрел окна, столы, стены, пол. Никаких улик!

На плюшевой скатерти столика, кроме телефона, ничего не было. Рядом с аппаратом темнело большое квадратное пятно: здесь долго стоял какой-то предмет, предохранивший часть скатерти от солнца.

«Еще одно пятно на твоей совести» — с ожесточением вспомнил я слова Крестова.

Понятые не смогли объяснить происхождение пятна.

Один из счетоводов, придя с обеда, сказал: на столике раньше стоял «Минск» Грыбы. Сколько стоял радиоприемник? Он не помнит, может, месяца полтора. Почему личный приемник главбуха находился на службе? Петр Сидорович приносил его чинить к заводскому радиотехнику Мамонову. У того была очередь, и «Минск» временно стоял здесь. Потом, после ремонта, его иногда включали и слушали музыку. Когда приемника не стало? Надо припомнить… в субботу он, вроде, был тут, а в понедельник исчез. Видел ли кто-нибудь, как Грыба относил «Минск» домой? Кажется, нет. Надо спросить у других…