Виталий Гдадкий - Серебряная пуля

Да уж, и впрямь выходит, что я подозреваемый номер один. И при этом Завенягин еще не знает, кому Африкан завещал квартиру и свое имущество…

— Понял, — ответил я и потянулся за очередной сигаретой. — Значит, все мы на подозрении…

— Именно так. Вы — в первую голову. Не буду скрывать. Пальчики…

— Что ж, отвечу… — И я рассказал, как было дело с вороной и по какой причине мне довелось побывать в квартире Африкана.

Рассказ сильно заинтересовал майора. Он так и впился в меня взглядом.

— Вы уверены, что ворону убил снайпер? — Майор смотрел на меня словно через прорезь прицела.

— Еще как уверен… — Тут я заколебался, потому как знал, о чем он сейчас спросит.

И я угадал.

— А пулю вы, случаем, не нашли? — спросил Завенягин.

Под его тяжелым немигающим взглядом я сник и буркнул:

— Нашел.

— Так что же ты… что же вы об этом раньше не сказали?! — взвился майор.

— Не думал, что смерть вороны имеет хоть какое-то отношение к убийству, — соврал я не моргнув глазом.

— Он, видите ли, большой мыслитель, — зло сказал майор. — Не думал… Ну что за люди у нас?! О чем ни спросишь, один ответ: «Не знаю, не видел, не был, не помню». В общем, моя хата с краю. И приходится следствию продираться через кущи, хотя есть прямая и светлая дорожка.

— Наверное, это они от большой «любви» к родной милиции, — не удержался я от иронии.

Завенягин одарил меня свирепым взглядом, словно кнутом со свинцовым наконечником полоснул по моему лицу, но сдержался, не нагрубил. Лишь спросил сухо:

— Где пуля?

— Сейчас принесу…

Георгий Кузьмич не захотел оставлять пулю у себя. Отказался наотрез. По какой причине, можно было легко догадаться. Однако и выбросить пулю я не мог. Потому как был уверен, что она все равно всплывет. И это случилось — быстрее, нежели можно было предполагать.

Но прежде чем отпустить меня, старый профессор поместил пулю в небольшую металлическую шкатулку и побрызгал на нее освященной в церкви водой. В другое время и при других обстоятельствах я лишь посмеялся бы над этой процедурой, но в тот момент мне почему-то было совсем не до смеха.

Завенягин осторожно, словно боялся, что шкатулка заминирована, открыл ее, достал из кармана лупу и начал с жадным интересом рассматривать пулю. Он даже тихо заурчал от удовлетворения, словно кот на завалинке. Видно было, что майор пребывает в некоторой эйфории. Ну как же, он нашел еще одно вещественное доказательство, которое может помочь в расследовании.

— Потрясающе! Весьма необычно… — Завенягин положил лупу и откинулся на спинку стула. — Это серебро?

— Именно так… — Тут я заколебался, но затем, сокрушенно вздохнув, — назвался груздем, полезай в кузовок, — достал из кармана заключение эксперта. — Посмотрите. Это интересно.

Прочитав бумаги, Завенягин посмотрел на меня с острым любопытством — словно увидел в первый раз.

— А вы, оказывается, время зря не теряли, — сказал он с усмешкой. — Помнится, тут кто-то говорил, что не связывает смерть вороны с убийством старика. Было дело?

— Было, — признался я неохотно. — Но сначала я и впрямь так думал.

— И что заставило вас изменить свое мнение?

— Опыт. Боевой опыт.

— Это как?

— Выстрел был убийственно точным. Притом произведен не из какого-нибудь детского пугача, а из серьезного оружия. Скорее всего, это был «винторез». Так что подростки-хулиганы отпадают. Машинка далеко не детская и весьма дефицитная.

— Что верно, то верно… — Видно было, что майор мнется: похоже, и ему есть что сообщить.

Я не ошибся. Завенягин набрал в грудь воздуха побольше, словно намеревался броситься в омут, и молвил:

— То, что я сейчас скажу, не должен знать никто. Это пока тайна следствия. Но для пользы дела… — Он не договорил и сделал многозначительную паузу, наверное чтобы я проникся важностью и ответственностью момента и чтобы прочувствовал степень доверия. — Дело в том, что смерть Брюсова наступила не от порезов на теле. Его застрелили. Такой же пулей, как и ворону. Пуля сейчас у наших экспертов.

— Ни фига себе! — Сказать, что я был потрясен, значило ничего не сказать.

Мне вспомнились слова Георгия Кузьмича, что характерника можно убить либо серебряной пулей, либо копьем с серебряным наконечником. И вот нá тебе — Африкан получил такую же пулю, как и его ворона!

Так что получается — старый историк прав? Нет, все равно не верю! Возможно, Африкана приговорили какие-нибудь сектанты. За что? А хрен его знает. Когда у человека бзик в башке гуляет, он способен на самые невероятные поступки. Может, таким образом хотели заполучить себе долголетие старика — если, конечно, он и впрямь жил целую вечность. Ритуальное убийство? Это вполне возможно.

— Значит, вы решили поиграть в детектива… — продолжил майор, когда я немного успокоился. — Между прочим, это опасное занятие. Тем более в нашем конкретном случае. Преступник, убивший старика, согласно заключению медэксперта, очень жесток. Патологически жесток. Потому что он убивал его долго, изощренно, используя китайскую методику пыток. А затем добил выстрелом в сердце, которое и так уже почти остановилось.

«Бедный Африкан! — Я переживал искренне — все-таки старик был хорошим человеком при всем том. — Представляю, какие муки он перенес. Найти бы эту сволочь, этого садиста! Я бы эту тварь собственноручно в землю закопал. Живьем. Как делали казаки-запорожцы, когда кто-нибудь из них убивал в пылу ссоры товарища».

— Какие игры? — ответил я сердито. — Просто меня заинтриговала пуля. Я много чего повидал на войне, но такую пулю встречать не доводилось. Вот я и проявил любопытство. Возможно, излишнее.

— Что сделано, то сделано, — примирительно сказал Завенягин. — Между прочим, за экспертизу серебряного сплава спасибо. До этого наши умники-эксперты точно не додумались бы. Особенно вот этот пунктик, — он ткнул пальцем в текст заключения, — где говорится, что пуля изготовлена из старинной монеты.

— Талера Черного Принца, — уточнил я.

— Талера, — повторил майор и отмахнулся: — Принц или герцог ее чеканил — не важно. Главное, что монета старинная. Значит, нужно пошерстить нумизматов.

— Ну-ну… — Я скептически ухмыльнулся.

Мне почему-то совсем не хотелось поведать майору то, о чем рассказал мне Георгий Кузьмич. Хотя бы потому, что опер из убойного отдела точно поднимет меня на смех за такие сказочки. Нечистая сила проходит по другому, церковному ведомству. А ментов ну никак нельзя заподозрить в суеверии. Они прагматики, им подавай земное, осязаемое, чтобы можно было воспользоваться наручниками, а не потустороннее, эфемерное, которое нельзя ни отметелить в обезьяннике, ни посадить.

Что касается нумизматов, то я немного знал этот контингент — мой дедуля тоже увлекался собирательством монет. (Правда, недолго; спустя какое-то время он продал коллекцию.) Нумизматы не допускали в свой тесный круг посторонних, а уж ментов — и подавно. Потому как они часто ходили по очень зыбкой грани (о которую можно было сильно порезаться), отделяющей закон и преступный умысел. А мой дед из-за своей должности просто обязан был чтить уголовно-процессуальный кодекс — чтобы не подсидели.