Андрей Константинов - Агентство «Золотая пуля-3». Дело о вдове нефтяного магната

— Скажите, Светлана, те чувства, которыми буквально дышит каждая строчка в «Деле о Красном озере», ведь вы их действительно пережили, выстрадали?

Светка томно повела плечами и что-то коротко промурлыкала. По-видимому, утвердительное, поскольку Поручейков удовлетворенно кивнул и еще крепче сжал ее коленку.

— Я так и думал… Понимаете, Светлана, как мне кажется, именно этот материал является наиболее сильной частью в нашем сценарии. Я очень хорошо представляю себе, как надо играть этот кусок, однако Ася… Она просто не справляется. Вы меня понимаете?

Завгородняя зажмурилась, давая понять, что понимает.

— Она слишком юна и неопытна… Была бы моя воля, я сделал бы так, чтобы в этом сериале вы играли сами себя. Вы настолько органичны и естественны, что в каждом кадре вам нужно было бы просто оставаться собой. — Левая рука Поручейкова между тем нашла другую Светкину коленку. — Знаете, я не очень понимаю мотивацию вашего выбора. Я имею в виду Шаховского. Скажите, что в нем могло привлечь вашу героиню? Ведь, как мне показалось в процессе нашего с ним разговора, он, как бы это сказать, весьма недалекий человек?

«Ах ты с-сука, я тебе покажу недалекий», — с негодованием подумал я. «И ты, кстати, тоже», — это тоже мысленно я обратился к Завгородней, которая в ответ на нахальную реплику актеришки утвердительно кивнула головой. Поручейков между тем продолжал:

— Мне кажется, что такую женщину, как вы (вернее, вашу героиню), могло подкупить в человеке подобного склада лишь одно — сила. Такая, знаете ли, первобытная, необузданная. Сила грубого животного…

Сравнение с грубым животным добило меня окончательно, и я дернул дверь на себя. Поручейков вздрогнул, как ошпаренный сорвал руки со Светкиных коленок и стремительно скрестил их у себя на груди. Выглядело это весьма комично.

— А, Виктор Михайлович, — с наигранным воодушевлением произнес мой крестник, приведя себя в надлежащий вид. — А мы тут со Светланой, э-э… Аристарховной… обсуждаем некоторые детали сценария… Я, знаете ли, все никак не могу нащупать образ…

— И что, Михаил Георгиевич, до сих пор не нащупали? — Я недвусмысленно мотнул головой в сторону Светкиных ножек. — Так, может, стоит пощупать в другом месте? — И я перевел взгляд на другую, не менее привлекательную часть ее тела.

Завгородняя, давно привыкшая к подобного рода скабрезным шуткам, традиционно возникающим в ее присутствии, ничуть не смутилась. Однако Поручейков, напротив, покраснел до самых кончиков ушей. Он суетливо заелозил по дивану, посмотрел на часы и взволнованно протарахтел:

— Ох, уже первый час! А ведь в двенадцать мы с Беркутовым собирались прогнать еще одну сцену… Так что, извините, вынужден буду вас покинуть. — И он стремительно прошагал к двери.

Однако перед тем как окончательно удалиться, Поручейков обернулся к Завгородней и заговорщицки произнес:

— А все-таки я был прав, Светлана Аристарховна. Всего лишь грубое, животное начало. Чистый Фрейд. — И он поспешно закрыл за собой дверь.

Я облегченно вздохнул и уселся в свое кресло.

— Как ты выносишь этого педика?

— Во-первых, он не педик, — огрызнулась Светка. — А во-вторых, тебе-то какое дело? Вечно ты суешь нос в мою личную жизнь.

Она поднялась с дивана, одернула юбку и, одарив меня презрительным взглядом («Вторым за последние десять минут», — не без грусти отметил я), удалилась, покачивая бедрами. Впрочем, секунду спустя она просунула голову в дверь и полным яда голосом сообщила:

— Между прочим, с самого утра тебе названивала твоя ненаглядная.

— Какая из десяти? — плоско сострил я, испытав при этом невесть откуда нахлынувшее волнение. До сих пор на этот номер в Агентство мне звонила лишь одна женщина. Но ведь… ведь это никак не могла быть она?

— Свой порядковый номер она не сообщила, — съязвила Завгородняя. — Кстати, я вчера случайно увидела ее в новостях. Выглядит — ужасно… Вообще-то она названивала сюда уже как минимум три раза и была ну о-о-очень взволнована.

Светка выждала паузу и, почувствовав, что я жду продолжения, сочувственно сообщила:

— Наверное, у нее очередная задержка.

— Какая задержка? — не врубился я.

— Месячных, — хохотнула Завгородняя и, довольная, испарилась.

Я же бросился к телефону и торопливо принялся набирать номер сотового Татьяны, понимая, что раз уж после того нашего разговора она заставила себя позвонить первой, значит, действительно случилось что-то очень серьезное.

Таня ответила сразу, как будто в ожидании моего звонка все это время не выпускала телефон из рук.

— Танюша, привет. Это я.

— Шах… Ну наконец-то. Как хорошо, что ты позвонил…

— Что случилось?

— Я не знаю, но мне очень страшно… у Рустама проблемы. Серьезные. На него наехали какие-то бандиты. Требуют денег. Постоянно звонят, угрожают… Якобы он их кинул…

— А это действительно так? Он на самом деле им должен? Сколько? За что?

— Я не знаю, сколько. Рустам говорит, что это все неправда и что его пытаются развести. Говорит, чтобы я не боялась. Мол, поймут, что им ничего не обломится, и отстанут. Но мне действительно страшно. Уже третий день я чувствую, что за мной следят. Оборачиваюсь — никого нет, но я… я чувствую. Ты веришь мне, Витя? — Она больше не могла сдерживаться и разрыдалась.

— Танюша, успокойся… Подожди, ну не плачь… Конечно, я тебе верю, — я пытался говорить какие-то банальности, но она торопливо перебила:

— Шах, ты… сможешь приехать? Сюда, ко мне? Я прошу тебя… Я здесь совсем одна, понимаешь? Рустама вечно нет дома, а я… Я уже боюсь ездить на работу, а когда приезжаю — совершенно не в состоянии настроиться на эфир. Редактор уже несколько раз выговаривал мне, а я просто ничего не могу с собой поделать…

В этот момент я совершенно некстати подумал о том, что Завгородняя, похоже, не соврала, когда сказала, что вчера в студии Татьяна выглядела хреново. Видимо, в данном случае она вовсе не пыталась меня поддеть, а действительно, со свойственным исключительно женщинам чутьем, заметила в Татьяне ту неуловимую перемену, которую нам, мужикам, обнаружить просто не дано.

— Хорошо, Танюша, хорошо… Только успокойся… Конечно, я приеду. Завтра утренним поездом я буду в Москве. Ты работаешь?

— Да, у меня утренний эфир. До половины одиннадцатого.

— Отлично. Значит завтра в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на улице у входа в телецентр. Договорились?

— Да… А ты… правда приедешь?

— А разве я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет… То есть да… один раз. — Она всхлипнула. — Помнишь, когда ты мне сказал, что пошел бы в «Успех» только по заданию редакции?… Но ведь это… тогда… был ты?… И ты же пошел туда из-за меня?