Сергей Рокотов - Нечто под маской

Игорь сел за руль, тронул машину с места и подъехал прямо к подъезду, где жила Рита. Втроем поднялись наверх. Но Степана дома не было. И посуду он успел помыть.

- Толковый, однако, ваш бывший муженек, - поморщился от досады Дьяконов. - И очень уж оперативно они действуют... Попытаемся действовать ещё оперативнее. И действовать придется с грубейшими нарушениями закона. Против Бермудской у нас ничего нет, одни словеса, не подкрепленные никакими доказательствами... А наша задача сейчас одна - попасть немедленно в логово знаменитой писательницы. Мне она, понятно, дверь не откроет, и попробуем сыграть в игру. Звоните ей и говорите только то, что я вам скажу. Прорепетируем тщательно, и смотрите, не ошибитесь ни разу. Она мгновенно поймет фальшь...

Через двадцать минут Рита позвонила бывшей свекрови.

- Ольга Александровна! - рыдала в трубку Рита. - Куда пропал Степочка? Нам в эти дни было так хорошо вместе! Мы подали заявление в ЗАГС! Послезавтра нас должны расписать! Меня преследует какой-то человек странного вида, скрывающий свое лицо! Он позвал на помощь какого-то мерзавца из частного агентства, они меня терроризируют, настраивают против вас и Степана. А у меня, кроме вас, никого на свете нет! Помогите! Приезжайте! Или я к вам приеду, я не могу быть одна, я повешусь, зарежусь! Мне страшно! Эти темные круглые очки и лицо, прикрытое шарфом, этот грубый, лезущий в нашу жизнь своими грязными лапами сыщик! Мне так страшно! Почему Степочка уехал, бросил меня одну?!

Бермудская как раз только что переговорила с Андреем Шмыдаренко, потом приняла звонок глупого сына, сообщившего, что он все сделал и собирается выезжать, и находилась в отвратительном настроении. Но звонок Риты, последовавший через десять минут, привел её снова в прекрасное расположение духа. Она умела быстро восстанавливаться...

- Ой, Риточка, если бы ты знала, сколько на свете страшных людей, вздохнула она. - Наше время - время преступлений и пороков. А мы свои люди - ты совершенно права. И мы все очень одиноки. И ты, и беспутный Степка, и я. Меня бросили все те, кому я в свое время помогала. Подлецы... Приезжай, детка, мы, наконец-то поговорим по душам. Степочка мне сказал, что хочет снова сойтись с тобой. Поначалу я, врать не стану, не одобрила его решение, в одну реку не входят дважды, а теперь вижу, как он прав. Приезжай. Бери такси и приезжай. А этим проходимцам мы сумеем дать надлежащий отпор, есть у меня ещё старые связи в правоохранительных органах...

"Не так уж, оказывается, плохи дела", - подумала она. - "Дурачок и простофиля этот долговязый Дьяконов! Нашел с кем связываться, щенок. Не таких обламывали... Засранец... А уж если Андрюша за дело возьмется, ему и вовсе тут нечего больше делать..."

Она мрачно улыбнулась, подумав про своего бывшего любовника, вспомнив его делишки и ещё раз поразилась полному отсутствию в нем хоть намека на какие-то человеческие чувства...

Вскоре появился понурый и унылый Степан. Он виновато глядел в глаза матери.

- Придурочный ты, - фыркнула, глядя на его жалкую фигуру Бермудская. - Что бы ты делал без меня?

- Я вообще не понимаю, на кой черт ты меня заставляешь связываться с этой занудой Риткой. Объяснила бы хоть в общих чертах...

- Объяснить, говоришь? Тебе что нужно, болван? Денег? Они у тебя будут, понял? Много денег, очень много, и на кабаки хватит, и на баб, и на многое другое. Ты только не задавай лишних вопросов и делай точно то, что я тебе говорю. Ты скажи лучше, сколько ты ей подсыпал порошка?

Степан вытащил из кармана куртки пакетик и показал, сколько именно он подсыпал Рите в ликер.

- Ручонки дрожат, гаденыш? - побагровела от бессильной ярости Ольга Александровна. - Ты перебачил, понял меня, перебачил! Ты должен был насыпать ей ровно столько, сколько я тебе показала. Не больше и не меньше. А потом добавлять ещё понемногу. Она должна была пребывать все эти дни в состоянии эйфории, сексуального возбуждения от твоего присутствия и не идти среди бела дня спать. И почему ты договорился на послезавтра, а не на завтра или даже на сегодня в ЗАГСе? Я же снабдила тебя энной суммой для ускорения процесса.

- Я думал, и послезавтра сойдет... Там сказали, что завтра никак не возможно, очень много брачующихся, - пробубнил ошарашенный Степан. - А про сегодня я даже и спросить побоялся...

- И деньжат сэкономил на пиво, да?! - скривила губы в бесконечном презрении Бермудская.

- Ну..., - замялся Степан, глядя в сторону. - Пятьдесят баксов придержал. А что, им и сотки за глаза хватит...

- Дурак ты, - зловеще улыбнулась Бермудская. - Жадный дурак, и больше никто. Пятьдесят баксов он сэкономил. Так засунь теперь себе этот полтинник в одно место!

- Что ты говоришь, мама? Ты же поэтесса, что ты говоришь?!

- Ладно, заткнись! Я тебе не поэтесса! Я человек! Я личность, прежде всего, чем бы я не занималась! А ты хлюпик, алкаш и размазня! И ты должен делать только то, что я тебе говорю, а не проявлять свою самостоятельность! Сейчас время серьезных людей, пойми ты это, наконец! Извини за грубость, но ты просто не понимаешь, о каких суммах идет речь! А всего я тебе не могу объяснить, ты слишком глуп и болтлив. Ладно, все нормально. Только что звонила Рита, она скоро будет здесь. И ты должен быть галантен до предела, выше всех пределов. А завтра мы втроем поедем в ЗАГС, и вас распишут прямо на месте...

- А потом..., - сделал характерный жест пальцами Степан.

- Тебе, что, жалко ее? Жалко?! Ты себя лучше пожалей, ты, сын генерала, ты, сын поэтессы, живешь, как собака, ты шляешься черт знает где и с кем, пьешь из любого корыта, клянчишь у меня деньги на пиво. А живем мы на аренду дачи. Ты знаешь, за что твой отец получил дачу? Знаешь? допытывалась Бермудская, досадуя на то, что тогда в сердцах сказала сыну, что после того, как они распишутся с Ритой, она больше им не будет нужна. Зачем она ему это сказала? Все надеялась на то, что у сына есть хоть какой-то здравый смысл. Как можно было на это надеяться? Да ещё и Федька в этот момент в соседней комнате спал. Неужели и он слышал? И решил снова спасти ее... Два проклятых недоумка... - Так знаешь или нет, за что отец получил дачу? - допытывалась она.

- За заслуги перед партией и правительством, - промямлил Степан.

- Нет, дорогой мой, время соцреализма кончилось навсегда! И теперь надо называть вещи своими именами. Он получил все свои блага за человеческую кровь! Понятно тебе, за кровь! Знаешь, скольких людей он отправил на смерть и в лагеря? Даже я этого точно не знаю, знаю только, что очень много. И на эти деньги мы живем, именно на эти, а не на какие другие... Я давно уже никаких гонораров не получала. А они, хоть и платились за мои чудовищные стихи, но все же это были относительно честные деньги.

- Ты называешь свои стихи чудовищными? - поразился её циничной откровенности Степан.