Сергей Рокотов - Слепая кара

Люба помнит, как в тот вечер сообщила Наташе о смерти Николая. Наташа ничего не произнесла в ответ, прошла в свою комнату, но Люба заметила, как блеснули глаза Наташи, она прочла такую бешеную радость в этих глазах, что ей стало не по себе. Мысли вихрем пронеслись в голове, Люба заквасила губу, она не в состоянии была думать о том, что происходило между Николаем и Наташей. Она закрывала на это глаза, она старалась думать, что все нормально и ничего этого нет вообще. Удобная политика. Выяснять отношения было опасно. И страшно. И вот теперь...

Николай мертв. А Наташа молчит. Радуется в душе.

И молчит.

Когда Наташа вышла ужинать, Люба посмотрела на нее пристально.

- Чего молчишь-то? Убили, говорю, Николая. Не понимаешь, что ли?

- Слышу. Не глухая, - ответила Наташа и принялась за котлеты с картошкой.

- Ну, слышишь, и чего? Чего?

- Чего? Ничего. Убили Николая. Я поняла. Прими мои соболезнования. Она слегка усмехнулась.

- Ох и стерва же ты! - возмутилась Люба.

- Да уж не хуже твоего покойного мужа, - возразила Наташа. - И не прикидывайся, что горюешь сильно. Собаке собачья смерть, и ты сама это прекрасно понимаешь. Кто его? По пьянке небось? Не Трыкин ли? Вчера они круто побазарили.

- Думала так. Думали - Трыкин, ан нет! Трыкин-то со вчерашнего дня в камере, алиби у него, понимаешь, железное! Так что вопрос большой, кто убил.

Следствие идет.

- Ну и правильно. Так положено. Идет и пусть идет. Нам-то что? спокойно отвечала Наташа.

Люба уже не знала, что ей и говорить. Пробить олимпийское спокойствие Наташи было невозможно.

- Муж он мне как-никак, кормилец, сына моего отец, - неуверенным голосом проговорила Люба.

- Да? - усмехнулась Наташа. - Я вот о чем тебя попрошу, мама, ты сделай так, чтобы после похорон его мамаша и братья сюда больше не приезжали.

Очень тебя прошу.

- А чего они тебе? - удивилась Люба, хотя и сама терпеть их не могла.

- Так... Воздух чище будет, - с ненавистью произнесла Наташа.

Что-то странное звучало в ее голосе, и тут Люба поняла, что ей уже пришла в голову удивительная и страшная мысль, в которой она боялась себе признаться. При этой мысли она чувствовала, как мурашки ползут у нее по спине, а волосы на голове начинают шевелиться...

...И вот поминки. Жрет семейство Фомичевых, а Наташа ковыряет вилкой поминальный блин на тарелке и поглядывает на Пелагею Васильевну, усердно занятую жрачкой. Люба замечает этот Наташин взгляд, и опять у нее мурашки пробегают по спине, такая ненависть в этом взгляде...

Вера Александровна не пришла на поминки, хоть Люба и приглашала ее сосед как-никак помер.

"Нет, нет", - тихо ответила она и быстро постаралась ускользнуть с кухни, где происходил разговор. "А то зашли бы, блинка бы, рюмочку на помин души", - вдогонку сказала Люба. "Да нет, нет, нет", - забормотала Вера Александровна, словно испугавшись чего-то, и буквально убежала к себе в комнату. Странным показалось Любе поведение старушки. Ей вообще было не по себе - она словно потеряла точку опоры, до смерти Николая было все просто и ясно, хоть и погано, на некоторые вещи она старалась закрывать глаза, а остальное было вполне понятно. Теперь же, выпив пару рюмок за помин души убиенного Николая, она почувствовала, как у нее кружится голова. До нее вдруг дошло, что Николай не просто умер, что его убили, убили здесь, вот на этом самом месте, и убил не Вовка Трыкин, а кто убил, до сих пор неизвестно Ей, в общем-то, не было жалко Николая, теперь, после его гибели, она поняла, что никогда не питала к нему ни малейшей симпатии, больше того - он был ей неприятен, но эта тайна, которая нависла над их домом, над их семьей, была ужасна. Здесь, на этом месте, ножом в грудь, среди бела дня... И это странное поведение Веры Александровны, и этот ненавидящий взгляд Наташи... Боже мой...

- Не ценили, - то и дело бубнила Пелагея Васильевна. - Не уберегли.

- Да ладно вам, мамаша, - бурчал Иван, раскрасневшийся от водки. - Как они могли уберечь? Пил Коляка в последнее время да не поделил что-то с кем-то... Всего и делов-то.

Потом Ивану приспичило по нужде. Он вышел.

А вскоре Люба вынесла грязную посуду. И услышала шепот:

- Смотри, никому не вздумай сказать, что видела меня здесь. Урою, старая курва, - шептал зловеще голос Ивана.

- Я и не собираюсь ничего никому говорить. Это ваши дела, и меня они не касаются И нечего меня запугивать, - отвечал тихий голос Веры Александровны.

"Так, - подумала Люба. - Вот оно что..."

Она вернулась в комнату, надеясь, что Иван не слышал ее шагов в коридоре. Поставила грязную посуду обратно на стол.

- Потом все вместе унесу. Голова что-то кружится, - объяснила матери, глядящей на нее с недоумением.

Вскоре вошел потный, раскрасневшийся Иван.

Сел за стол. Налил себе и брату Григорию водки Потом поглядел на свою мамашу и налил ей тоже.

- Ну, помянем брательника Коляку! - провозгласил он с идиотской улыбкой на лице. - Пусть земля будет ему пухом!

Люба внимательно глядела на него. Заметила, что глазки у него бегают. Да, что-то тут не так...

Закончились поминки. Ушел вдребезги пьяный Сапелкин, уехала и мать. Братья Фомичевы отправились с мамашей спать в Наташину комнату, а Наташа, Толик и Люба легли в большой комнате...

Любе не спалось. Поздно ночью, когда все в доме затихло и из соседней комнаты послышался богатырский храп Пелагеи Васильевны, она на цыпочках прошла туда. Храпели все трое. С колотящимся сердцем нащупала светлый пиджак Ивана, сунула руку в карман, потом - в другой, внутренний. Вот оно... Толстая пачка денег ткнулась ей в руку. Она вышла из комнаты, в руке была пачка сто- и пятидесятирублевых купюр. А между ними было еще что-то. Люба так и ахнула! Это была ручка Николая - неприличная ручка с раздевающейся красавицей. Все ясно. И деньги это его, Николая... Ей с самого начала не верилось, что Николай мог пропить все деньги. Он хоть и пил в последнее время, но головы не терял. Люба пересчитала деньги - пять тысяч. Одну, значит, он на поминки дал. А было шесть. Так... Все ясно. Этот гад утром приехал из Сызрани, убил Николая, родного брата, и взял деньги... Что же ей теперь делать? Что делать? Надо положить деньги на место, тихо, аккуратно, а прямо с раннего утра позвонить следователю Николаеву, Гусев оставил его телефон. Чтобы этот гад не успел и проснуться, как его взяли бы тепленького, с деньгами и ручкой в кармане... Только бы сейчас не проснулся...

Только бы не проснулся...

Нет, вроде бы спят, гады! Ну мамаша, народила сынков, один краше другого. И храпят богатырски... Ну ничего, завтра запоете по-другому, с вас спесь быстро собьют...

Любка тихо положила деньги и ручку во внутренний карман светлого пиджака Ивана и на цыпочках вышла из комнаты. Слава богу, вроде бы никого не потревожила...