Светлана Алешина - Мечтать не вредно

За окном моросил дождь. Но ничего с этим не поделаешь, и я заранее смирилась с осенью, умудряясь даже найти в ней своеобразную прелесть.

Например, листья, падающие с деревьев… Как в стихотворении Ружевича: «Молча люди идут по дороге в такой необычной тревоге — не наступить бы на листья…»

Вот в такой прелестный и печальный день началась эта история. Я сидела в офисе и раздумывала, не поставить ли мне чайник, или уж совсем не вылезать из-под пледа, в который я закуталась, пользуясь тем, что я совершенно одна и никто, судя по всему, тут уже не появится.

Настроение у меня было хорошее. Я ждала, когда за мной приедет мой верный Пенс, и смотрела на капельки дождя, стекающие по стеклу.

— Сегодня ты вполне симпатичен, мир, — сказала я, все-таки решив отправиться за горячим чаем. — Пожалуй, я сегодня ощущаю даже радость бытия, как это ни странно.

По радио тихонечко наигрывала мелодия «Битлз», и хотя я никогда не была битломанкой, но сейчас эта песенка возвращала меня в тот далекий уже период, когда я была такая маленькая, такая открытая завтрашнему дню и такая глупенькая, в общем, когда я была подростком, а не умудренной опытом взрослой, как теперь!

Вот эту идиллию и нарушил внезапный звонок в дверь. Сначала я, ей-богу, не заподозрила ничего дурного — это могли быть только Пенс или Лариков, поэтому дверь распахнула во всю ширь и замерла.

Передо мной стоял совершенно неизвестный мне человек с недобрым взглядом узких маленьких глаз, и, судя по выражению его лица, эта встреча мне ничего хорошего не предвещала.

Отвратительное у него было лицо, прямо скажем! Квадратное-то ладно, к этому я уже привыкла — у нас куда взгляд ни кинь, непременно один такой квадрат на четыре нормальные физиономии увидишь. Но к этой «типичности» у него был еще совершенно омерзительный лоб, нависший над глазами. Этот лоб пересекал уродливый шрам, а довершала впечатление совсем уж некрасивая улыбка. То есть улыбкой я бы это называть не стала, скорее это было похоже на гримасу отвращения, а так как никто, кроме меня, перед ним не маячил, я без труда догадалась, что это отвращение вызвала исключительно моя особа.

В руках он комкал большущий платок в клетку и почему-то все время подмигивал. Нервный тик, наверное. Я сначала испытала острый приступ жалости к нему, но жалость уступила место осторожности, поскольку невесть чего можно ожидать от этакого «мозгового инвалида» с внешностью записного маньяка!

— Что вам нужно? — поинтересовалась я, предусмотрительно отодвигаясь к стене и прикидывая в уме, как бы так ненавязчиво выпроводить его, а если он будет настаивать на продолжении знакомства, как мне спрятаться в комнате, попросив его дождаться Ларикова.

— Да вы не бойтесь, — пробормотал он, в очередной раз скривив свою физиономию и заговорщически подмигнув в сто какой-то там раз, от чего его рожа стала совсем зловещей. — Ничего я вам плохого не сделаю…

«Ваша кончина будет безболезненной, — мрачно подумалось мне. — Я постараюсь нанести удар быстро и незаметно для вас».

— Да я и не боюсь, — мужественно соврала я. — Только вам, наверное, нужен Андрей Петрович, а не я. Я только секретарь.

— Не-ет, — протянул он и захихикал, наставив мне в грудь свой указательный палец, как дуло пистолета. — Мне не нужен этот твой Лариков. Мне нужна ты…

Я хотела возразить ему, что он заблуждается, но не успела.

Он резко прижал дурацкий и вонючий платок к моему лицу, и я провалилась в небытие, даже не пикнув напоследок и уж тем более не оставив сообщения моему боссу, что меня, кажется, похитили!

Андрей Петрович Лариков вошел в собственную квартиру, днем совмещающую обязанности жилища с офисом сыскного агентства «ЛМ», и устало опустился в кресло. День сегодня выдался изматывающий, как никогда, и Андрей Петрович очень устал.

Компьютер привлек его внимание тихим и недовольным шипением, и Андрей Петрович чертыхнулся — Александра, уходя, даже не потрудилась выключить его. Впрочем, приемник тоже продолжал распевать как ни в чем не бывало, что окончательно Андрея Петровича разгневало.

— Ох уж эта мне девица, — проворчал он, выключая компьютер. — Свет оплачивать будет не она, поэтому, конечно, можно так вот халатно ко всему относиться!

Если бы Андрей Петрович не был таким раздраженным и уставшим, он отметил бы нетипичность ситуации — его помощница никогда не оставляла включенными ни компьютер, ни приемник. Возможно, он сразу бы заподозрил неладное.

Но, даже когда зазвонил телефон и он услышал обеспокоенный голос матери Александры:

— Андрюша? А Саша домой не собирается? — даже тогда Андрей Петрович ничего не заподозрил. Его разум оставался спокойным, и он произнес в трубку:

— Скорее всего они с Сережей куда-то поехали. Разве она вас не предупреждала?

— Нет, — растерянно пролепетала Галина Михайловна. — Она ничего не говорила…

Он уже хотел возмутиться поведением Александры — она не только расточительная, но и совершенно безответственная девица! Но, пожалев мать, проговорил:

— Вы, Галина Михайловна, не волнуйтесь. Думаю, она вот-вот появится.

— Хорошо, подожду еще, — с некоторым сомнением в голосе согласилась мать.

— Звоните, если что, — сказал Андрей Петрович и, положив трубку, безмятежно насвистывая, отправился варить себе кофе.

В это время в дверь позвонили, и он, проклиная того, кто решил его побеспокоить в минуты отдыха, открыл дверь.

На пороге стоял Пенс.

— Привет, где Сашка?

Вот тут Ларчика кольнуло нехорошее предчувствие.

— Не знаю, — честно признался он. — Кажется, она должна была быть с тобой?

— Я немного задержался, — обеспокоился и Пенс. — Неужели она поехала домой одна?

Лариков нервно оглянулся на компьютер. На приемник. Потом вернулся растерянным взглядом к Пенсу.

— Послушай, только что звонила ее мать, — проговорил он. — Куда же могла направиться глубокой ночью эта безмозглая девчонка?

Не знаю, какая у вас бывает реакция, когда вы очухиваетесь в совершенно незнакомом месте, а у меня она была очень даже негативная.

Мало того, что у меня дико болела голова от этого ужасного хлороформа, я как-то сразу, без ложных иллюзий, поняла — меня похитили, и ничего хорошего от жизни ожидать в ближайшее время не могу.

Я осмотрелась. Рядом со мной не было ни души, только попугай в огромной клетке разглядывал меня крайне неодобрительно, хотя и с нескрываемым любопытством.

— Привет, — сказала я ему. Злости к птице у меня не было и в помине — я сама была, как он. На окнах — решетки, дверь…

Подойдя к двери и проверив ее, я убедилась, что проклятая дверь предусмотрительно закупорена.