Сергей Рокотов - Тайны подмосковных лесов

В этот момент, сидя в машине ( было начало двенадцатого ) Катя вдруг подумала, что прежняя жизнь её закончена, что она делает шаг навстречу какой-то новой, неизведанной жизни. Но самым страшным было то, что в этой новой жизни нет места её маме, что мама с её доброй улыбкой, с её красотой и веселым ровным характером, осталась там, в другой, прежней жизни. У Кати кружилась голова от этих возникающих словно призраки странных и страшных мыслей, она встряхнула волосами, желая отогнать эти кошмарные мысли от себя, а потом положила голову на грудь придремавшему было Зоричу, словно ища у него защиты.

... Тревога и грусть оставили её, как только они сели в самолет. А когда самолет взмыл вверх и пролетел над заснеженным Подмосковьем, ей стало необыкновенно легко и радостно на душе. Она летела вперед с любящим её человеком, навстречу новой, взрослой жизни. Глядя из иллюминатора вниз, она думала: "Где-то здесь, нет, вон там - наша дача. И родители сидят сейчас на веранде и пьют чай. А, может быть, и коньячок, они любят иногда расслабляться, особенно, когда меня нет рядом, при мне пить считают непедагогичным. Забавные они, однако, у меня, такие старомодные, консервативные. Как я их, все-таки, люблю. Смогу ли я полюбить какого-нибудь мужчину так, как их? Наверное, смогу... А кого? Его, Андрея? Вполне может быть..."

... Нет, не пили в тот момент Маша и Аркадий ни чай, ни коньячок на уютной веранде их дачи, не занимались любовью. Как раз в то время, когда Катя и Зорич летели над заснеженным Подмосковьем, набирая высоту и держа курс на город на Неве, из искореженной "Волги", валявшейся под мостом, вытаскивали тела Аркадия и Маши, именно в этот день закончилась их счастливая и несчастная девятнадцатилетняя совместная жизнь, ушли в никуда их надежды и упования, не суждено было им вместе порадоваться на взросление дочери, на рождение внуков. Так было угодно Богу, а вернее, дьяволу в человеческом облике. А Катя летела над подмосковными лесами и ничего не знала...

...Северная столица встретила их холодной, но безветренной погодой. И светило яркое солнце. Дядя Зорича, капитан дальнего плаванья, жил на Петроградской стороне, и они на такси проехали через весь центр города.

- Красотища какая! - восхищалась Катя Невой, золотым шпилем Петропавловской крепости, ослепительно блестевшим под почти зимним солнцем. - На Париж похоже, может быть, чем-то на Лондон. Нет, на Париж больше. Но Сена не такая широкая. Нет, здорово!

- Да, все же Москва не такая эффектная, - поддержал Зорич.

- Нет, не скажи. Москва родная, ты знаешь, как я по ней соскучилась. Я ведь и прожила в ней меньше половины жизни. Но это моя Родина, именно она. Она уютная, особенно наш район - Ленинский, метро "Университет", Ломоносовский, проспект Вернадского, Ленинские горы... И все же здесь тоже очень здорово. Молодец, Андрюша, что привез меня сюда...

Подъехали к пятиэтажному старинному дому, поднялись на третий этаж. Андрей взял у соседей ключи, открыл дверь, и они попали в квартиру. Квартира была шикарная, с высокими потолками, старинной мебелью, антикварными люстрами и картинами в золоченых рамах. На старинных шкафах стояли всевозможные заграничные сувениры, которые дядя Костя привозил из своих дальних плаваний. Китайские вазы, таиландские сервизы, чучела маленьких аллигаторов, негритянские маски и плюс к этому русские бронза и серебро - все это производило сильное впечатление. У Кати была совсем другая квартира - с евроремонтом, современной импортной мебелью, с незамысловатым дизайном, тут же все было уставлено громоздкими вещами, стены были обиты разноцветным шелком, на них висели заморские пейзажи и смачные натюрморты с окороками, фруктами и дичью. А потолки высоченные под четыре метра, на каждом из которых красовалась антикварная люстра. Здорово! Прямо музей! Катя даже поначалу раскрыла рот от удивления.

- Квартира моего деда профессора Зорича, - сказал Андрей. - Он всю жизнь собирал антиквариат. А дядя Костя добавил, он много ездил по миру, вот и привез всяческой... дряни, - вдруг расхохотался Андрей. - Мы раньше все вместе тут жили, а потом отца перевели в Москву, мне тогда семь лет было. Отец на пять лет младше дяди Кости. Ну тоже кое-что прихватили, но... сама понимаешь, такую квартиру всю не вывезешь. Мы живем в маминой квартире, она у меня коренная москвичка. Три комнаты в кирпичном доме. Такого у нас и сотой доли нет. Музей, понимаешь... решили не разорять фамильное гнездо. Библиотеку дедову частично продали, отцу большая часть денег перепала. А всю художественную литературу тут оставили, вот посмотри.

Андрей открыл дверь в кабинет, и Катя вошла в огромную комнату, по стенам которой стояли стеллажи с книгами. Чего тут только не было! И старинные энциклопедии в золоченых переплетах, и старые собрания сочинений, и современные дефицитные издания, и альбомы художников, и многое другое.

Затем они пили кофе, долго сидели и молчали. И обоим было как-то неловко. Они сидели в пустой квартире, в семистах километрах от родителей и всяческого надзора и не знали, что делать. Андрей, ещё недавно такой смелый и опытный в любовных делах парень, совершенно терялся перед этой черноволосой рассудительной и веселой девушкой. Он курил и смотрел не на нее, а куда-то в сторону, не зная, что ему сказать, как ему начать...

Посидев некоторое время, они вышли из квартиры, взяли такси и объехали город, потом зашли в Эрмитаж, Катя настояла. "Слушай, Андрюша, стыдно, я в Лувре столько раз была, а в Эрмитаже никогда. А здесь ничуть не хуже." Потом поехали к Медному Всаднику и Исаакиевскому собору, погуляли вокруг Невы, потом Андрей пригласил Катю в ресторан "Кавказский" около Казанского собора. Этот ресторан он обожал ещё с детства, туда водили его отец и дядя Костя, там очень вкусно готовили.

Строгий лощеный пожилой официант внимательно поглядел на юную пару, словно ожидая от них каких-то неприятностей, но заказ, сделанный Зоричем, вполне устроил его. Бутылка шампанского, двести коньяка, сациви, суп Пити, шашлыки по-карски, зелень, кофе, мороженое, лаваш... Все как положено...

В ресторане им было уютно и весело. Катя рассказывала о Париже и Лондоне, про тамошнюю кухню и клялась, что здесь готовят гораздо вкуснее.

Пообедав, они взяли такси и усталые, сытые, довольные, поехали домой... Уже почти стемнело, в ноябре темнеет рано. В такси ей вновь стало на мгновение тревожно на душе, но тут уверенная рука Зорича так яростно обняла её, что она, почувствовав поддержку этого крепкого и уверенного в себе парня, вновь успокоилась. Она не хотела думать, что родители могут позвонить ей с дачи, что может позвонить бабушка. Ей просто было хорошо, и она начала забывать обо всем на свете, кроме сидящего рядом Андрея, и от всей этой необычной обстановки ей стало казаться, что она тоже любит его.