Светлана Алешина - Месть за нелюбовь

— Вечно она спит в последнее время! — проворчала казашка и пошла открывать гостям сама.

И почти сразу же в комнате появилась Людмила. Вид у домработницы и правда был совсем заспанный, как будто она только что встала с кровати. Длинные черные волосы, кое-как забранные назад, упрямо выбивались из-под заколки и падали женщине на ее широкий крестьянский лоб. Белый фартук сбился набок, а серые тусклые глаза никак не желали как следует открыться.

— А-а, Ольга Сергеевна меня звала? — с трудом произнесла женщина, растерянно глядя на Ларису.

— Она пошла открывать дверь, — почти с сочувствием ответила та. — Да вы присядьте. Вам что, нездоровится?

— Нет, ничего, — со вздохом сказала Людмила, но все-таки села на самый краешек единственного в комнате жесткого стула. — Вот, совсем не сплю по ночам в последнее время. А как спать? Ведь все время этот труп перед глазами!

Люда на минуту остановилась, как будто снова увидев страшную картину, но желание рассказать о своих муках готовому слушать человеку возобладало, и она продолжила:

— Совсем я плохая стала от этих проклятых бессонных ночей. Не помню ничего. Вот даже милиции забыла про черную статуэтку сказать. Ох!

— Черную статуэтку? — заинтересованно переспросила Лариса. — Какую черную статуэтку?

— Которая стояла на вот этом самом месте, — ответила Людмила.

И ткнула пальцем в крышку полированного столика, стоящего прямо перед ней.

— Здесь стояла, отсюда и пропала. Да вы наверняка и сами должны были ее видеть, — пояснила она.

— Не помню, — искренне пожала плечами Лариса. — А она у вас давно была?

— Так я же говорю, что путаться в последнее время стала!

Домработница так сердито посмотрела на Ларису, как будто она и была виновата во всех ее несчастьях.

— Но вроде бы она появилась именно тогда, когда этот мужик приходил.

— Какой мужик? — Лариса поймала себя на мысли, что ей хочется как следует потрясти эту простую женщину, чтобы она выражалась попонятнее и побыстрее.

— Коллекционер, кажется, — своим бесцветным, тихим голосом продолжала Людмила. — Такой нормальный мужчина… Средних лет. Прилично одетый. Не толстый, не худой. Только руки у него немного дрожали и глазки бегали. А так — мужчина хоть куда!

— И когда же этот хотькудашный мужчина приходил? — чуть насмешливо спросила Лариса.

— Да с неделю назад. За два дня до того, как все здесь… — Люда шмыгнула носом. — Ну, в общем, как все это произошло.

— За два дня до смерти Ирины Николаевны? — настойчиво уточнила Лариса.

— Да.

— Так, а статуэтка когда пропала? — продолжала вести свой допрос Лариса, уже даже и не пытаясь замаскировать его под обычный разговор.

В принципе этого и не нужно было делать, поскольку только четкие вопросы могли заставить домработницу говорить по существу.

— Я точно не знаю, — ответила та, — но скорее всего в день убийства.

— А почему вы так думаете? — спросила Лариса.

Но ответить девушка не успела. Вернулась Орнагын. Лицо казашки оставалось бесстрастным, но Лариса была готова поклясться, что она чем-то взволнована. Напряжение находящихся рядом с ней людей Котова, как, впрочем, и почти всякая женщина, могла распознавать безошибочно.

— Людмила, — строго обратилась Кандабурова к домработнице, и Лариса впервые почувствовала в ее манере вести себя замашки властной дамы. — Проснись, наконец! Долго я еще буду выполнять сама твои обязанности? И, будь добра, отнеси один кофе с коньяком в маленькую приемную.

Величественно отдав эти распоряжения, Орнагын так же манерно повернулась к Ларисе и произнесла, обращаясь теперь к ней с той долей любезности, с которой в обществе просят оставить их в покое:

— Кажется, мы обо всем уже поговорили? Тогда… Видите ли, меня ждут. — И, слегка отведя глаза, после паузы добавила: — По делу.

Но Ларису не так просто было смутить намеками на нежелательность ее присутствия где бы то ни было. Тем более что вопросы к Орнагын у нее еще оставались.

— Простите, — спокойно сказала она, — но мне бы не хотелось опять в скором времени беспокоить вас. У меня еще пара вопросов, если вы не возражаете, хорошо? Или, если хотите, я могу подождать, пока вы разберетесь со своими делами. Для меня это очень важно.

Однако оставлять настойчивую гостью одну не входило в планы казашки.

— Что ж, задавайте свои вопросы, — согласилась она, продолжая, однако, стоять, всем своим худым телом возвышаясь над Ларисой и намекая тем самым на краткосрочность их беседы.

Лариса, подавив раздражение, не стала просить казашку присесть, предпочитая не акцентировать на этом внимание, а просто спросила:

— Скажите, Ольга Сергеевна, вы, случайно, не знаете, как появилась у Каменской черная статуэтка, стоявшая одно время здесь, на столе? И что за мужчина приходил к ней накануне убийства?

Орнагын тяжело вздохнула и метнула разъяренный взгляд на домработницу, все еще стоящую около стола и рассеянно прислушивающуюся к разговору.

— Ну, что ты опять встала как вкопанная! — закричала Орнагын на нее. — Иди работай. Я же сказала тебе, что делать. По пять раз повторять надо?

И только когда за Людмилой закрылась дверь, казашка повернулась к Ларисе.

— Что, эта дуреха сказала вам про мужика со статуэткой, да? — спросила она, не в силах сдержать раздражение.

Лариса молча кивнула, наблюдая за изменением эмоционального состояния собеседницы. А та неожиданно присела, готовясь, видимо, снова к разговору.

— Так она же ничего не знает про него. Да и я не знаю, — начала Орнагын. — Хотя это и не важно. Ну, приходил какой-то мужик, вроде коллекционер. Посидел, поговорил немного и ушел. Мы и не видели его больше. И никакого отношения к убийству он не имеет — уж в этом я почти точно уверена. Так, случайный знакомый.

— Но ведь что-то ему от Ирины нужно было? — заметила Лариса.

— Или ей от него… — усмехнулась Кандабурова. — Нет, врать мне не хочется, но что там были за дела, я не могу говорить.

— Но вы понимаете, что сейчас, когда Ирины уже нет, любая мелочь важна, — пристально поглядела Лариса на Орнагын. И, не дождавшись реакции со стороны Кандабуровой, спросила: — Так что же это за дела?

— О, самые обыкновенные женские дела, — вдруг насмешливо ответила Орнагын. — Да вы ведь и сами женщина. Значит, должны понять. — Кандабурова мечтательно оперлась подбородком на руку и неожиданно запела: — Приходили меня сватать на хромой кобыле. Все приданое забрали, а меня забы-ыли!.. Эх, помню, мы еще в детстве эту частушку пели. В лагере.

— Так что же, получается, этот мужик к Каменской свататься приходил, да? — рассмеялась Лариса.

— Ну, не он, конечно, сам, — улыбнулась Кандабурова. — Он для нее вообще-то несколько староват был. Он вроде бы своего племянничка сватал. Эх, красив, говорит, у меня племянничек-то — первый парень на улице, все девки засматриваются! А он, видите ли, и не глядит на них. Говорит, мне бы настоящую женщину, умную и зрелую. А с этих-то соплюшек что возьмешь?