Светлана Алешина - Не гони лошадей

Между прочим, если вы предъявите женщине фотографию профессора, она узнает в нем того самого человека, приходившего к ней из музея.

Коган-старший решил, что не стоит делиться с профессором, и просто избавился от него: инсценировал заказное убийство у стен университета. Вот и все. Подробности можете узнать сами у Когана-старшего, он арестован, идет следствие…

Следователь молчал. Я его понимаю, кому приятно получать щелчок по носу. Я уже не злилась на него.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я напечатаю свою версию в газете? — произнесла я, вставая. — Пойду работать, пока коллеги не опередили.

Я притормозила у газетного киоска. Очередь?! Я давно не видела, чтобы за печатным словом выстроилась толпа жаждущих. Я вышла из машины полюбопытствовать, что же так заинтересовало читателей, и вздохнула с облегчением. «Свидетель»! Конечно, в этом номере две потрясающие истории, которые не могут оставить читателей равнодушными.

Я прошла мимо охранника, приветливо кивнувшего мне, в его руках я тоже, кстати, заметила сегодняшний номер «Свидетеля», и поднялась на второй этаж.

— Доброе утро, — поздоровалась с Виктором и Сергеем Ивановичем. — Очередь видели? — Я указала пальцем в окно, откуда хорошо был виден газетный киоск. — А где Марина? — поинтересовалась я, разглядывая пустое секретарское место. Мужчины переглянулись.

Сзади меня хлопнула дверь.

— Всем привет, — раздался жизнерадостный Маринкин голос. — Олечка, Олечка, мне нужно тебе кое-что рассказать.

Я быстро обернулась. Так и есть, опять то же самое шальное выражение, в руках здоровенный букет роз.

Нет, только не это, никаких романтических историй я больше не вынесу. Для восстановления моего здоровья необходим отдых, желательно где-нибудь далеко от нашего города, от преступников, подвалов и икон. Может, отправить в отпуск Марину? Бесполезно. Она, не обращая внимания на мои протесты, закрыла дверь и, улыбнувшись, произнесла:

— Он такой потрясающий, такой симпатичный, смешной, умный, обаятельный, игривый. Это что-то! А шерсть! У него такая мягкая шерстка, носик пуговкой… А ушки, как лоскутики.

Я, раскрыв рот, уставилась на Марину. Неужели от всех переживаний у нее крыша поехала?..

— Когда ты к нему переезжаешь? — машинально спросила я, пытаясь дотянуться до телефона, чтобы вызвать «Скорую».

— К кому? — удивленно спросила Марина.

— Ну к тому, который милый, обаятельный, с мягкой шерсткой…

Маринка захохотала:

— Оля, ты про кого подумала? — спросила она. — Я тебе про щенка говорю. Мне вчера щенка подарили, я его Максиком назвала.

— А розы зачем? — указала я на букет.

— Ой, это тебе, посыльный из магазина «Букет» принес, там записка. Ты извини, я заглянула, это от Вассермана.

Я развернула листок, там рукой Анатолия Аркадьевича было написано:

«Большое спасибо за освобождение и поддержку Музы. Она передала мне ваш разговор в больнице. Вы правы, это второе рождение, и вы к нему причастны».

Я поставила розы в вазу, Марина вернулась с двумя чашечками только что сваренного кофе. Она уселась напротив и произнесла:

— Оля, можно я сегодня уйду чуть раньше? Меня пригласили в клуб собаководства… Он заедет за мной к пяти, я хочу вас познакомить.

Я чуть не подавилась кофе и, откашлявшись, сказала:

— Нет, то есть да. Иди, конечно. Только я не могу, у меня еще дела, мне нужно к одному бывшему спортсмену заглянуть. Хочу написать серию статей о криминальной стороне спорта и бывших спортсменах.

Я быстренько допила кофе и выскочила из редакции. Лучше держаться подальше от Марининых мужчин, до добра это не доводит. Может быть, потом как-нибудь я и познакомлюсь с этим собаководом. Если не окажется, что его собаки — людоеды или еще что-нибудь эдакое.