Сергей Рокотов - Вышедшие из мрака

- И правильно - нельзя, не пей, - не стала возражать старуха. Работа она работа и есть... Это я на пенсии, мне можно, один хрен подыхать скоро!

Налила себе полный стакан водки, залпом вмазала, вытащила грязными пальцами из банки огурец и попыталась надкусить его беззубым ртом. Из огурца брызнула жижа, попав прямо на чистую салатового цвета рубашку Игоря. Бабка не обратила на это никакого внимания, утерла рот подолом передника и крякнула:

- Хорошо пошла, откуда водочка-то? А ведь не нашенского разлива, не тот скус, я разумею...

- Московская, - похвалился Игорь.

- Хорошей очистки водочка... А то иную вмажешь и так всю курбычит, курбычит, спасу нет... А бывает и хуже - у нас один дед с утра похмелился, а к обеду уже перекинулся, извиняюсь, конечно - преставился. Мы этого деда Кокошкой величали, он здесь жил, вон в том доме, глянь в окно, я покажу...

- Об этом позже, - предложил Дьяконов.

- Понятно, - хитро улыбнулась старуха. - Не для того пришел, чтобы с бабкой водку трескать и попусту лясы точить. Говори, что надо, я такому хорошему человеку все поведаю, не то, что один тут приходил, злыдень, только глазами зыркает, да вопросиками засыпает - где дочь, где Алка? Не скрываешь ли ее? А где тут скроешь, тут и таракану не скрыться...

И это было правдой. Тараканы не скрывались, а среди бела дня активно сновали и по полу, да и по столу тоже.

- Мужа вашей дочери знали? - спросил Игорь, стараясь не глядеть на сонмище тараканов и закуривая сигарету.

- Дай и мне что ли, мастырку, - попросила старуха. А когда сладко затянулась табачным дымом, произнесла:

- Петра Васильевича-то? Нет, только понаслышке, чести такой не удостоилась. На хрена я ему сдалась, старая дура? Они люди ученые, шибко образованные, у них там дачи, машины, квартиры хорошие... А у нас - сам видишь, добрый человек... , - взмахнула она морщинистой рукой, призывая гостя оценить свое жилище.

- А раньше Алла Андреевна была замужем?

- Это уж как водится. Чего ей не быть замужем? Девка она росла статная, кралечкой была... По молодости лет с одним парнем Валькой сошлась с соседней улицы, тогда ещё мой муж Андрюха был жив... Но чтой-то с Валькой у них не заладилось... - Старуха вмазала ещё стакан и яростно шепнула собеседнику: - А по чести говоря, заблядовала она от него, курва заболотная, прости, Господи, меня за такие похабные слова... Но чистую правду говорю...

- Ну это ладно, бывает... А потом что?

- Потом-то? Да появился один, это уж позже, Алке уже за тридцать было. Чудной такой, так, вроде бы, человек обходительный, деликатный, но на мой опытный взгляд было ясно - ворюга он. И у хозяина не так мало времени своей жизни провел... Меня не проведешь, сама там бывала, у хозяина-то... Нахлебалась дерьма, будь здоров, добрый человек. Выпить еще, что ли? - с умным видом уставилась она на бутылку "Смирновской", стоящей на сиротском столе рядом с неоткупоренной бутылкой "Фанты", которая в этом доме пользовалась незаслуженным презрением.

- А звали его как?

- Звали, натурально, Славкой.

- Так... А фамилия, фамилия его как?

- А вот фамилии я не помню, хоть убей, не помню, и все тут... Сам посуди, мне уже семьдесят седьмой годок идет. Слава Богу, что свою ещё помню - Моршины мы..., - с некой гордостью произнесла старуха.

- Может быть, Данилов? - спросил Игорь.

- Очень даже может быть, и так... Вероятность имеется, как говаривал мой покойный Андрюха, мудреными словами изъяснялся, хоть и был простым грузчиком... А иных ученых за пояс бы заткнул... Перекинулся жалко рано, очень до даровой ханки был охоч...

- Так, значит, фамилию не помните? А жили-то они где с вашей дочерью?

- Как где? В столице обитались. Андрюхин братан, Алкин, значит, дядька, фатеру ей отписал, прежде, чем на тот свет уходить. Хорошую, двухкомнатную, и район хороший, Медведково... Виталькой его величали. Большой человек, в приемном пункте посуды работал. Он с женой развелся, переругался и с женой и с детьми, а потом с расстройства заболел. А как не заболеть - пил он горькую, добрый человек, считай, цельными литрами, такая прорва был, царство ему небесное, с ним сядешь пить, не встанешь, истинный крест, такая прорва... И Алку к себе тогда сумел прописать, для ухода, значит... Только наказал ей, чтобы пока он не сдохнет, чтобы она даже нос свой туда не совала, иначе вышвырнет вон... Но долго ждать ей не пришлось. В ящик сыграл парень... Ща, погоди, горло промочу. - Она выпила ещё стакан, с хлюпаньем сожрала огурец, потом ловко и смачно раздавила пальцем таракана на столе и уставилась выпученными глазами на оторопевшего от всей этой невиданной мерзости Игоря. - Так вот, сыграл, значит, Виталька в ящик, продолжила старуха, вытирая испачканный тараканом палец о передник, - и Алка собралась переезжать в Москву. И тут как раз появился этот самый Славка... Он, врать не стану, очень был с ней обходителен, цветы дарил, конфеты, деньги у него водились, откуда, не ведаю, но водились... Не то, чтобы большие, но хватало... Он вообще-то мужичок крепкий, рукастый... Короче, они с ним в столицу и укатили...

- Ну а потом что?

- А хрен его знает, что потом, - глаза старухи затуманились. - Меня туда не шибко звали. Нагрянула я как-то с гостинцами, ну что сказать - жили хорошо, чисто, аккуратно, Алка продавщицей в продмаг устроилась, а Славка так - грузчиком, чернорабочим, по мелочи, короче... Но в доме все чин чинарем было - аккуратно, чисто, умел он все, на все руки был мастер... И меня хорошо принимал, не то, что дочка родная, водочкой потчевал, сам все нарезал, ну, там - сырку, колбаски, сальца... И разговор поддержал, не..., к нему по этому вопросу у меня претензиев нет... Не то, что к ней... Сам посуди, добрый человек, всего пару дней я у них погостила, а потом она мне такой намек сделала, чтобы я, значит, уе... ну, уезжала, короче, вон... А мне что? Я и уехала. Меня тут все знают, поди на улицу, спроси, кого хошь сделала ли бабка Макариха кому какой вред? Я сама в винно-водочном отделе в застойные времена работала, жила кум королю...

- Ну а дальше-то что? - Игорь очень боялся, что старуха опьянеет вдрызг и больше ничего ему не расскажет.

- А что дальше? Ничего... Отписала она мне письмо, что выгнала этого Славку вон, что живет пока одна, что оказался он подлюкой подколодной... Потом, значит, её из-за чего-то с работы поперли, и осталась она без этих самых, средств... для существования... Тут про мамку вспомнила, стервоза... А я что? Я прибыла, пособила ей, чем могла. Честно тебе скажу, добрый человек, вмазали мы с ней как-то, она и ляпнула, что не выгнала она Славку-то, а посадили его, да не просто посадили, а за какое-то очень лихое дело... А что? Это запросто, чуден был человек, глаз у него дурной, глянет - рублем подарит... Так сидит чин-чинарем, разговор поддерживает, как порядочный, а глаз дурной... Непутевый человек, прощелыга, короче... Из-за этого её с работы и поперли... Потом она отписала, что фатеру свою продала, а заместо её получила комнату в коммуналке, правда, где-то в центре... Ну и что? Лучше отдельная в Медведках, чем комната в центре... Ну, это уж её дела, ей же Виталька фатеру отписал, не мне.. А уж позднее получаю от неё весточку, что вышла она замуж за ученого человека Петра Васильевича... Потом сынок у них родился Васенька... До того-то Алка ну никак не могла родить, выкидыш за выкидышем, а все же Господь смилостивился над ней, хушь ей уж под сорок было... Этот самый Славка беспутный все сына мечтал, и тоже Васькой хотел назвать, он по батьке ведь тоже Васильевич... Я как-то хотела приехать внучка поглядеть, так она мне строго это запретила, сказала - сама приедет, а туда - и думать не моги! Подлюка она подколодная, матери родной стесняется, курва заболотная, прости Господи, мою душу грешную, за такие поносные слова... Так что оказалось? Мусора, которые приходили... Извиняйте за слово, ваши люди, которые ко мне приходили - говорят, усахарили лихие люди этого Петра Васильевича ученого прямо на даче. И быдто бы сама Алка к энтому делу имеет отношение. А и запросто, кто родную мамашу в дом не пускает - того Бог накажет...