Анна и Сергей Литвиновы - Исповедь черного человека

Каждая последующая реплика не гасила разгоравшийся пожар, а, напротив, только подбрасывала дровишек в топку конфликта.

— Хватит! Убирайся! — закусив удила, заорала Лера.

— А вот не уберусь. У тебя на глазах буду с твоим мужем куры строить, и ничего ты мне не сделаешь, генеральская дочь!

Известно, что дразнить всякого — хоть человека, хоть зверя — можно лишь до определенного предела. Бывает, наступает момент, когда чаша терпения переполняется, красные пятна начинают летать перед глазами, рука хватается за ближайший опасный предмет…

К несчастью, в руках у рассвирепевшей Леры оказался грузинский кинжал. Удар, который она нанесла, получился хорош — без подготовки, без тренировок, но точно в сердце, с одного раза, как по маслу.

— …Все ясно, — сказал генерал дочери. Рассказ ее тяжело дался им обоим. Семен Кузьмич выглядел словно мяч, из которого воздух выпустили. Он постарел, казалось, на десяток лет, и если раньше ему не давали его пятидесяти пяти, то теперь генерал в одно мгновение стал похож на старикашку. Однако он постарался встряхнуться и взять себя в руки. Ради дочери. Потому что злоключения этого дня оказались не закончены и впереди предстояло самое сложное.

Когда дочь рассказала отцу все, она не выдержала и опять расплакалась. А потом, сквозь рыдания, проговорила: «Папа, что же я сделала!» — и бросилась отцу на грудь. Ошеломленный, ошарашенный, потрясенный, он не мог выговорить ни слова, только стоял и похлопывал дочь по спине. Когда первый приступ рыданий прошел, генерал отстранил от себя девушку и взмолился:

— Боже мой, Лера! Зачем ты это сделала?! Зачем?!

— Она отбила у меня Вилена. Он спал с ней. Он хотел от меня к ней уйти.

Семену Кузьмичу захотел вскричать, что ни один брак не стоит ничьей жизни; что черт с ним, с Виленом, пожалуйста, пусть уходит, невелико сокровище, найдем тебе другого — но слова застряли у него в горле. Все равно, говори не говори, но дело уже сделано, Жанна мертва. Теперь оставалось придумать, как выпутаться из создавшегося положения. И действовать надо быстро.

— Позови ко мне Вилена, — бросил он.

— Папа, пожалуйста! — предостерегла отца Кудимова. — Пожалуйста, не говори, почему я это сделала.

— Я разберусь.

Вилен и генерал вдвоем скрылись в спальне, где лежал труп Жанны.

Там Семен Кузьмич обернул свою кисть и пальцы белоснежным носовым платком, взял безжизненную руку девушки за тыльную сторону ладони и согнул ее. У тела уже началось трупное окоченение, поэтому оно становилось неподатливым. Затем генерал поднес кисть трупа к ножу, торчащему из тела девушки, и сжал его пальцы на рукоятке.

— Она убила себя сама, — вполголоса, внушительно проговорил Семен Кузьмич. — Понимаешь, Вилен, сама. Но теперь надо сделать так, чтобы это подтвердили все гости. Зятек, ты хорошо знаешь многих. Жил с ними. Скажи, в чем их слабые места. Только говори коротко и самое главное. У нас очень и очень мало времени.

…А когда Вилен закончил свою речь, генерал скомандовал:

— Пошли со мной.

Они вдвоем снова вернулись в зал.

Семен Кузьмич обратился ко всем присутствующим: Вилену, Лере, Владику, Радию, Галине и служанке Варваре.

— Вам всем предстоит заявить милиции, что эта девушка, Жанна, убила себя сама.

— Нет, папа, — прошептала Лера, но очень тихо. А генерал продолжал:

— Вы все должны показать в милиции одно и то же: да, это правда, что убитая и Валерия спорили друг с другом. Жанна угрожала, что покончит жизнь самоубийством, а потом схватила нож и сама себе нанесла рану, которая, к несчастью, оказалась смертельной. Так было дело. И именно так вы все, гости моего дома, должны показать в милиции.

Все молчали. Дочка снова заплакала.

— Начнем по старшинству.

Семен Кузьмич все-таки был боевым генералом. Да и освобожденный секретарь парткома — должность не баран начихал. Он любил и умел командовать, у него получалось находить слова даже для того, чтобы убедить людей пойти на смерть. Неужели он сейчас не сумеет заставить кучку штатских шпаков дать нужные показания ради спасения родного человека, дочери?! И Семен Кузьмич испытал что-то вроде вдохновения, когда начинал свой опрос. «Скажите все: да, мы согласны», — мысленно взмолился он.

— Прошу первой высказаться вас, Варвара, — обратился он к домработнице. Апелляция именно к ней была не случайной. Внешне это могло быть представлено и впрямь как уважение и старшему, да к тому же представителю простого народа. На самом же деле генерал не сомневался, что прислуга не осмелится его ослушаться и пойти против своей любимицы. Домработница даст нужные показания. Не может не дать! И тем самым задаст правильный тон обсуждению. Когда один сказал «да», уже гораздо легче согласиться с чем бы то ни было и всем остальным.

И тетя Варя (как звала ее Лера) не растерялась перед лицом образованной молодежи, еще раз доказывая всем, что в нашем народе огромны запасы и внутренней силы, и здравого смысла, и послушания.

— Конечно, Семен Кузьмич, — промолвила прислуга, — именно так, как вы, Семен Кузьмич, сказали, все и было. Девушка эта, убиенная, Жанна, начала что-то кричать, я из кухни слышала, только отголоски, правда: «Я покончу с собой! Покончу!» А потом мы все вбежали, а она нож сжимает, а его рукоятка из раны торчит. Так оно все и было. — Раздумчивые, чуть не благостные интонации пожилого человека ни на секунду не позволяли усомниться в искренности ее слов.

— Что вы несете?! — набросился на прислугу Радий. — Вам не стыдно, старый человек, и врете тут напропалую!

— Молчать, лейтенант! — оборвал его Семен Кузьмич.

А Варваре тоже палец в рот не клади.

— А совестить меня не надо, — набросилась она на молодого человека. — Ты вообще глаза залил и не видел — не слышал, как дело было. А я видала-слыхала, врать не буду. Все, как генерал сказал, так и происходило. Сама она закололася.

«Надо будет еще, конечно, с милицией договариваться, — подумал генерал. — И с оперработниками, и со следователем, что будут дело вести, и с экспертом. И к начальнику отделения приду, и в МУР поеду. Может, и подмазать придется кое-кого. А иначе, если начнут крутить-вертеть, копать да рыться, очные ставки устраивать — боюсь, моя версия поплывет».

— Отставить базар! — рявкнул генерал. — У нас мало времени. И он обратился к Флоринскому: — Теперь прошу вас. — Семен Кузьмич тоже не случайно выбрал следующим именно его. «Человек немолодой, живет на этой земле давно, — подумал генерал. — И раз до сих пор живой, и даже здоровый, у него наверняка был в жизни огромный опыт соглашательства и компромисса. А слукавив когда-то раз, человек слукавит и другой».

Юрий Василич выступил весомо, грубо, зримо — словно научный доклад делал.