Сергей Бакшеев - Я украду твой голос

Под вечер перед самой рекой, когда и ехать-то осталось несколько верст, мальчонка кривошеий опять удивил. Навострил свои оттопыренные ушки и говорит:

— Нам, тетка, прямо никак нельзя. Вы подайте телегу в лес. Вот по этой дорожке можно. Там и переночуем.

Только он сказал, а Авдотьины руки уже дернули поводья и направили телегу на заросшую стежку под кроны деревьев. А зачем? Ведь мост уже рядом, и все умные люди туда прут. Народ гуторит, что за рекой от немца можно будет укрыться, туда его не пустят. Пока так думала и искала объяснение своей необычной послушности, в небе тревожно загудело. Над головой промчались самолеты, и через минуту заухало так, что земля под ногами дрожала, дети плакали, и обезумевшую лошадь пришлось к дереву привязать. А мальчонка, раскрыв рот, удивленно и благостно слушал, как рвутся бомбы и харкает в ответ одинокая зенитка.

Ранним утром по сырой траве выбрались на дорогу, в тревожном ожидании подъехали к реке. При виде жуткой картины Авдотья трижды перекрестилась, прижала к себе Юрку с Нюркой, пытаясь закрыть им глаза. От широкого моста осталось несколько полуразрушенных каменных опор, вся поляна перед ним была изрыта воронками, чадила сгоревшими автомобилями и была усыпана телами погибших. Пахло жженым порохом, обгоревшей одеждой и чем-то домашним, напоминавшим запах подкопченной шкуры только что забитого хряка. Выжившие и раненые жались друг к другу на опушке леса или потерянно бродили среди останков и тихо выли.

Авдотья опустила руки и тоже заплакала. Она знала, что ближайший мост находится далеко, где-то в соседней области, туда ей уже не добраться. Вдобавок на телегу стали косо посматривать попавшие под бомбежку. Первым подбежал лейтенант с перевязанной рукой в изодранной форме с горящим взглядом воспаленных глаз.

— У меня жена умирает, нога оторвана. Надо срочно в госпиталь. Я жгут наложил, но она долго не протянет. Помогите.

Подтянулись остальные, что-то гнусили, хватались за телегу, с обидой смотрели на здоровых детей.

— Детки у меня малые, — жалобно мямлила Авдотья. — Детки. Лошадь старая. Куда я без нее?

Толстая баба, одетая по-зимнему, дернула властно поводья.

— Еще вчера у меня тоже были детки. Трое! А сейчас токо Гришка остался. Его к врачу надо везти. Ну-ка слезай!

Лошадь пучила глаза и не знала, куда шарахнуться. Лейтенант выхватил пистолет и выкрикнул:

— По законам военного времени я конфискую средство передвижения. Всем отойти! Упряжка с конем поступает в мое распоряжение для нужд фронта. Кто сунется, застрелю как диверсанта! — Толпа повиновалась неохотно. Лейтенант для острастки пальнул в воздух и повернулся к Авдотье. — Немедленно освободить телегу!

Юрка и Нюрка испуганно прижались к матери.

— А куды ж пожитки-то? Куды я с такими мальцами? — По пыльным щекам Авдотьи крупные слезы проторили извилистую дорожку. Растерянная женщина мысленно прощалась с родной лошадью.

— Освободить! Это приказ! — взвизгнул лейтенант и направил пистолет на Авдотью.

И в этот момент в разговор встрял Марк Ривун.

— Подождите, товарищ военный. Вы, наверное, не знаете, что о вашей трагедии известно в городе, и к вам уже спешат на помощь. — Мальчик отвел ствол пистолета, встал в полный рост на телеге и заговорил громче: — Сюда мчатся три машины с бригадой военных медиков. Они уже рядом, скоро прибудут и всем помогут. А пока раненым необходимо сделать перевязку и дать воды. Убитых похороните. Те, кто может передвигаться и хочет переправиться на тот берег, должны идти вниз по течению. Там военные сооружают временный мост.

Люди разом утихомирились и внимательно слушали лопоухого мальчика с кривой шеей. «Три автомобиля, — шептал кто-то радостно, — врачи». Злость и раздражение исчезли, и даже боль отступила. Сообщение о новой переправе окончательно сняло уныние.

— Мост? Где? Далеко? Какой еще мост?

— Мост состоит из железных пустых блоков, которые стелют прямо на воду, — уверенно продолжал Марк.

— Понтонный! — воскликнул лейтенант.

— Работа идет сразу с двух берегов реки. В центре осталась небольшая протока. Скоро закончат. За три-четыре часа вы сможете дойти до моста. — Марк окинул взглядом притихшую толпу и добавил: — Самолетов поблизости нет, бомбежки не будет.

Толпа успокоилась. Многие бросились выполнять поручения Марка: поили раненых, сносили тела в одну большую воронку. Лейтенант вернулся к своей безногой жене и нежно успокаивал ее. Марк сел и равнодушно ткнул в бок онемевшую Авдотью.

— Поехали. Туда, — указал он.

К середине дня телега подъехала к понтонному мосту. Деревенская баба Авдотья перекрестилась и шепотом поблагодарила Бога за ниспосланного ей ангела-спасителя. Теперь она знала, что художники ошибаются, рисуя на открытках миловидные лица с крылышками. Ангелы совсем не такие. У них большие уши, печальные глаза, шея со шрамом и чудесный голос.

На левом берегу, в районном центре, Композитор бесшумно спрыгнул с телеги и исчез. Его привлек тонкий свист ветра в продырявленной автоматной очередью железной трубе.

А Авдотья Лепесткова еще два дня неустанно молила Бога о чудесном спасении и вспоминала удивительного ангела, пока в состоянии блаженного транса не попала под поезд на переезде. Сокрушительный удар паровоза пришелся в заднюю часть телеги. Измученный бессонницей машинист не успел затормозить. Лошадь кувыркнулась и встала на ноги с обломанными оглоблями. Воздушная волна от промчавшегося состава распушила ее облезлый хвост. Все, кто был на телеге, мгновенно погибли. Старая кляча ненадолго пережила свою хозяйку. Через день голодные беженцы забили ее на мясо.

Поздней осенью 1942 года Марк Ривун расположился в полуподвале разрушенного здания на ночлег. Сквозь легкую дрему он слышал, как кто-то пытается незаметно подкрасться к нему. Если бы Композитор умел смеяться, он бы давно от души расхохотался над тщетной попыткой двух подростков тайно подойти сзади. В полуподвале имелось окно с осколками стекла. Марк услышал две пары растоптанных ботинок еще на подходе. Их обладатели насторожились, заметив порванную нить в дверях. Видимо, Марк задел тайный знак неприкосновенности жилища. Теперь понятно, почему здесь так уютно. Хозяева вернулись в свой обжитой, в меру благоустроенный подвал, и намерены отмутузить и прогнать чужака.

Композитор слушал, как высокий подросток крался вдоль стены по битым кирпичам. Другой, более крепкий, придумавший этот план, пролез через окно в дальнем конце подвала. Оба сжимали в руках короткие палки. Они грамотно отсекали возможные пути отхода. Просто спугнуть непрошенного гостя ребят не устраивало. Они хотели жестоко избить его, чтобы впредь неповадно было соваться в их владения.