Ирина Комарова - Плохо быть бестолковой

А на самом деле красоты никакой там особенной нет – спа, фитнес, стилисты-визажисты всякие да модные бутики, вот и весь секрет! Между прочим, если меня умыть, причесать и дать выспаться… все еще с телефонной трубкой в руках я подошла к зеркалу и вздрогнула. Мамочка моя, это что такое? Вот это самое, то, что в зеркале отражается? Растрепанное существо, с заметным синяком на подбородке, ссадиной на лбу и опухшими красными глазами, это что, я? Бог с ней, с красотой, мне бы хоть немного себя в порядок привести! За мной Гошка заедет через десять… нет, уже через восемь минут!

Вы не поверите, но за эти минуты я успела вернуть себе пристойный вид. Сравнивать меня с Наоми Кэмпбелл, конечно, было еще нельзя, но от своего отражения в зеркале я уже не шарахалась. Кстати, если бы знаменитой супермодели пришлось, как мне, всю ночь гоняться за бандитами плюс к тому получить прямой удар в челюсть да содрать ей хороший кусок кожи со лба, а потом дать пообщаться с Витькой Кирилловым – вот тогда бы я на эту красотку посмотрела!

Мой напарник кажется человеком толстокожим и абсолютно бездушным, но это впечатление создается за счет легкости его характера и общей жизнерадостности. Я неоднократно убеждалась в его потрясающей чуткости даже к посторонним людям. А уж что касается меня… я только открыла дверцу машины, только наклонила голову, чтобы сесть, а он уже спросил:

– Что случилось? – и ни тени раздражения в голосе, только внимание и сочувствие.

– Ничего, – легко соврала я. – Все в порядке.

– Купи селедку и морочь голову ей. – Гошка дождался, пока я устроюсь на сиденье, и мягко тронулся с места. – Я же вижу, ты вся на нервах. С родителями поругалась?

– Нет, они уже на работу ушли, когда я вернулась.

– Тогда чего такая вздрюченная?

– Я не вздрюченная, я злая. – А вот сейчас я сказала правду или почти правду. Пока я приводила себя в порядок, слезы и обида на Кириллова трансформировались в злость на него же. И, не удержавшись, я пожаловалась: – С Кирилловым твоим пообщалась!

– Ты с ним целую ночь общалась, и все нормально было, – не понял Гошка.

– То-то и оно, что ночью все нормально было, а утром… трудно с ним.

– С Витькой трудно? – недоверчиво уточнил напарник.

– А о ком мы говорим? Главное, никогда не знаешь, как он посмотрит на тебя в следующую минуту. Не человек, а гадальный кубик – бросаешь и ждешь, что выпадет? То нормальный парень, а то как зыркнет – мороз по коже! Только что улыбался, и вдруг ни с того ни с сего такая физиономия, словно его последние пять лет одними лимонами кормили! А потом, на пустом месте, взрыв! Извержение вулкана! Лава, пепел, булыжники во все стороны, мирное население разбегается…

– Погоди, Ритка, – перебил меня Гоша, – ты что-то не то говоришь. Витька, конечно, не ангел, спорить не буду, недостатков у него вагон и маленькая тележка. Кстати, может, меня будешь больше ценить, есть с чем сравнивать…

– Ценю, – быстро вставила я. – И торжественно заявляю, что с напарником мне удивительно повезло.

– Именно так. Но в целом ты не права. Витька очень сдержанный и ровный парень. Непробиваемый. Я думал, ты как раз будешь жаловаться на его равнодушие.

– И равнодушный тоже, и непробиваемый, – согласилась я. – Миллион недостатков, и все мне не нравятся. И вообще у него глаз черный.

– Что значит черный? – поперхнулся Гоша и едва не выпустил руль. – В каком смысле? Нехорошо смотрит, что ли?

– Во всех смыслах черный. И смотрит нехорошо, так что ноги заплетаются, и цвет черный.

Гошка остановил машину и повернулся ко мне:

– Рита, солнышко, о чем ты? У Витьки глаза нормального серого цвета!

– Черного, – упрямо повторила я. – Хотя… слушай, вчера вечером они были серыми. И ночью тоже. А вот утром уже стали черными.

– Та-ак, очень хорошо. Прекрасно. – Напарник взял меня за руку. – Значит, серые Витькины глаза к утру превратились в черные?

– Ты что, мне не веришь? – Я попыталась выдернуть ладонь, но он держал крепко.

– Верю, Риточка, в том-то и дело, что верю. Мне, знаешь ли, тоже довелось полюбоваться его черными глазами.

– Скажешь тоже, полюбоваться. – Меня передернуло. – Жуть кошмарная. Я человек нерелигиозный, но когда в глаза ему глянула, мне перекреститься захотелось, честное слово.

– Понимаю тебя, очень хорошо понимаю. И поэтому спрашиваю: что произошло? Ведь когда он повез тебя домой, все было нормально.

– В том-то и дело, что ничего не произошло. Приехали ко мне, он остановился во дворе. Я есть очень хотела и подумала, что Витя тоже, наверное, проголодался. Вот и пригласила его домой, позавтракать.

– А он?

– Согласился. Я его котлетами заманила и картофельным пюре.

– И что было дальше?

– А что могло быть? Мы позавтракали.

– Котлетами и картофельным пюре?

– С подливкой, – немного раздраженно уточнила я. Почему, интересно, у напарника вдруг появились те же странные интонации, что и у Витьки? И почему они оба так на картофельное пюре реагируют? Переели его в детстве, что ли? Или, наоборот, их этим пюре недокормили? – А потом я какао сварила.

– Какао, – эхом повторил Гоша, глядя на меня круглыми глазами.

– Да что такое? Вот и Витя на меня так же таращился! Можно подумать, я что-то невыразимо экзотическое предложила. Ты скажи мне, что может быть проще какао?

– Многое. – Гоша растянул губы в улыбке, но глаза его оставались серьезными. – Многое может быть проще какао. А кстати, ты говоришь, Витька таращился. Он что-нибудь сказал?

– Сказал, – буркнула я. – Сказал, что никогда в жизни его не пробовал.

– Хм, возможно. И что потом?

– Ничего. Я сварила какао, и мы его выпили. Потом он попрощался и ушел.

– Он… не нервничал? Был спокоен?

– Как айсберг. Нет, ты не думай, мы не поссорились. Мы вообще почти не разговаривали.

– Ритка, а зачем тебе все это надо было? Котлеты эти, пюре с подливкой? Да еще какао?

– Я же говорила, есть хотелось. А какао я люблю, ты знаешь.

– Ну и ела бы сама, раз хотелось. Витьку-то зачем было звать?

– Ну, ты даешь! Зачем я тебя к нам привожу регулярно? А с Витькой вообще как-то само собой получилось. Понимаешь, мне вчера с ним, конечно, сначала тяжело было. А потом мы как-то приладились друг к другу, нашли общий язык. Ну и дальше… вместе славно поработали, почему бы вместе не перекусить?

– Славно поработали, перекусили, выпили какао. И после этого у Витьки потемнели глаза, так?

– Ну, в общем, да. – Неизвестно почему, я почувствовала себя виноватой. – Гоша, я что-то сделала не так? Но я ведь просто хотела накормить его. Я даже не могу понять, в чем я виновата.

– Что ты, Риточка, конечно, ты ни в чем не виновата. И все ты делала правильно, накормить голодного мужика – благое дело. И Витькины проблемы не имеют к тебе никакого отношения.