Анатолий Безуглов - По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска

Без десяти одиннадцать подполковник не вытерпел и поехал в Тучков переулок. «Еще один детальный разговор со стариком не помешает, — подумал он. — В конце концов, узнаю, по каким часам он заметил время. Может быть, это какие-нибудь архиерейские часы, которым и верить-то нельзя?» Перспектива вспугнуть своим приходом Игнатия Борисовича не волновала Корнилова. Он всегда твердо верил в то, что испуганный преступник скорее обнаружит себя, наделав глупостей. Да и по времени младший Казаков должен был читать лекции в техникуме.

Игнатия дома не оказалось. Дверь Корнилову открыла пожилая женщина в строгом черном платье с белым воротничком. Корнилов назвал себя. Женщина кивнула.

— Да, я знаю, что вы были у нас. Что-нибудь случилось?

Бледное, усталое лицо у нее было встревожено.

— Нет, нет, не беспокойтесь. Я прошлый раз беседовал с Григорием Ивановичем… Он нам очень помог, — сказал Игорь Васильевич. — Осталось кое-что уточнить. А вы его дочь?

Женщина кивнула:

— Меня зовут Анна Григорьевна. Приболела сегодня. Погода такая переменчивая. А у меня давление… Да вы проходите, проходите. Сейчас узнаю, не спит ли папа. Я ведь только что с работы. Еще не заходила к нему.

Оставив Корнилова в большой комнате, она прошла к отцу, плотно притворив за собой дверь. Минуты через две она открыла дверь и позвала Корнилова:

— Папа вас ждет.

Дед опять сидел у окна, спиной к дверям. Но Корнилов видел его лицо, пытливые, глубоко посаженные глаза и чуть перекошенный приоткрытый рот. Григорий Иванович следил за подполковником через огромное, в резной черной оправе, зеркало. В зеркале отражались книжные шкафы, гравюра, висевшая над диваном и морские часы. Они показывали без пятнадцати час…

«Ну вот морские часики, дед, и подвели тебя! — подумал Корнилов. — Не мог же я сюда ехать пятьдесят пять минут! Ведь явно врут!» Он обернулся и с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться — на часах было одиннадцать часов пятнадцать минут!

Старик развернул свою коляску и смотрел на подполковника с изумлением.

— Здравствуйте, Григорий Иванович! — весело сказал Корнилов. — Я, наверное, изрядно надоел вам? Извините великодушно.

Старик молча показал ему на стул.

— Так в какое время пришел домой ваш внук, Григорий Иванович, в тот день, когда кассира ограбили?

— Без двадцати двенадцать… — растерянно прошептал старик.

— Вы что ж, специально заприметили время?

— Да как вам сказать… Не специально. Дверь хлопнула — я и посмотрел на хронометр. Машинально.

— А что на улице происходило? Вспомните поточнее.

— Вы мне не верите? — изумился Григорий Иванович.

Верю, верю. Потому и спрашиваю.

— На улице уже толпа собралась… — Старик повернулся к окну, внимательно разглядывая пустынный переулок, словно восстанавливая в памяти события того дня. — Милиция…

— Григорий Иванович, а сейчас сколько времени?

— Сейчас? — Старик бросил взгляд в зеркало, но потом повернулся к часам.

— Одиннадцать двадцать.

— А в зеркале, в зеркале, — попросил Корнилов.

Старик недоверчиво посмотрел на Корнилова, потом повернулся к зеркалу.

— Двенадцать сорок. — На лице отразилась мучительная работа мысли, рот приоткрылся еще больше. — Вы думаете, — сказал он наконец, — что я…

Игорь Васильевич молчал, внимательно наблюдая за Казаковым.

— Может быть. Может быть… Я так волновался. — Он снова бросил взгляд на часы, а потом посмотрел на них через зеркало.

— Я сказал «без двадцати двенадцать», а было двенадцать двадцать? Ну, конечно.

— Нападение на кассира совершено в двенадцать десять. Падая, девушка ударилась часами о камни, и они стали… Ваш внук пришел домой через десять минут.

Старик кивнул. На лице у него было написано огорчение.

— Значит, вы вчера выслушали меня и решили, что я выжил из ума?

— Ну что вы! — запротестовал подполковник. — Вы опознали преступника.

— Да, хорошенькое же у вас сложилось обо мне мнение. Подумали небось, что я лишился памяти…

Пока старик говорил, Корнилова мучил вопрос. И, как только Казаков, утомившись, умолк, он спросил:

— Григорий Иванович, теперь о вашем внуке. Ведь одних совпадений мало, чтобы заподозрить близкого человека в преступлении? Вы думаете, что он способен на такое?

Старик молчал, склонив голову и не глядя на подполковника. Корнилову показалось, что Григорий Иванович не понял его.

— Игнатий Борисович способен совершить преступление?

— Способен, способен, — тихо пробормотал Казаков. — Если он способен отжулить трояк из моей пенсии, он преступник.

«Ну вот, — вздохнул Корнилов. — Опять семейные дрязги».

— Он жадный. А прочности в нем нет! Дочь с покойным мужем виноваты в этом. Я плавал, годами не бывал дома. Поздно заметил… С пяти лет Игнашка складывал гривенники в копилку. Ему хотелось накопить сто рублей. Спросите, зачем? Да ни за чем… Просто так. Ведь у него все было! Чтобы поскорее накопить, он говорил матери: «Хорошо бы дед Мороз принес не игрушку, а десять рублей!» И дед Мороз приносил! Вырос — книжки мои тайком стал букинистам сплавлять. Игнашка завистливый. Ему всего хочется. А вы спрашиваете, способен ли… Жадный да завистливый на все способен.

«Ну нет, здесь ты, старик, через край хватил, — подумал Корнилов. — Если бы все жадные воровать стали, конец света!»

Он поднялся и протянул старику руку:

— Желаю вам, Григорий Иванович, поскорее поправиться. Спасибо за помощь.

— А вам — шесть футов под килем! — пробормотал старик.

Анна Григорьевна поджидала Корнилова. Как только он вышел от старика, она поднялась и спросила:

— Отец вас не очень утомил?

— Это я его утомил. Второй день допекаю своими вопросами.

— Ну что вы, отцу приход нового человека, как подарок. Все время один, один.

Анна Григорьевна стояла перед Корниловым, маленькая, ссутулившаяся, и смотрела на него выжидательно. Корнилов почувствовал, что женщина не прочь поговорить с ним, и решил воспользоваться этим. Ему хотелось исподволь, словно бы невзначай, затеять разговор об Игнатии.

— Ваш отец очень помог нам, — сказал Корнилов. — Он видел грабителя, напавшего на кассира…

— Неужели? — удивилась Анна Григорьевна. Глаза ее расширились. Она прижала руки к груди. — Папа ничего мне не сказал… Может, вы присядете на минутку? — спросила она с надеждой и открыла дверь в комнату.

Корнилов кивнул.

Они уселись друг против друга.

— Надо же! Папа все видел и ничего мне не сказал, — снова повторила Анна Григорьевна и покачала головой.

— Он у вас совсем больной человек, — осторожно сказал подполковник.

— Да, отец болен, — женщина тяжело вздохнула. — Паралич его доконал. Слава богу, начали действовать руки… — Она внимательно посмотрела на Корнилова, словно искала сочувствия. — Со стариком нелегко. Он стал совсем как ребенок. Постоянно обижается без всякого повода. Иногда неделями не разговаривает. Не напишет ни строчки… С ним нелегко, — повторила Анна Григорьевна, покачав головой. — Посудите сами — потребовал поменять квартиру. Чтобы у его комнаты был вид на Неву! Попробуй найти такой обмен! Легко сказать — с окнами на Неву! — В голосе женщины чувствовалась обида. — Нам только и переезжать с нашим неподъемным хламом, — она обвела глазами комнату.