Валерий Макеев - Тайный монах

— Вот ты делишься с государственным «Интуристом» солидной частью прибыли просто за то, что он есть, он тебе нужен. Хотя реально созидать твои бабки он не помогает.

— Ну почему же, — пытался возразить Макс, — на экономическом языке это называется нематериальный актив. Они обладают прибитым клиентами местом, чего у меня не было. И благодаря использованию этого нематериального актива я сейчас и зарабатываю.

— Ну а чиновники от власти, которым периодически приходится платить взятки, у них что, тоже, как ты говоришь — нематериальный актив — это их рабочее место?

Максу нечего было ответить.

В том или ином виде платить приходилось всем. Надоевшего систематическими проверками пожарного инспектора он попросил больше не доставать его. Для этого договорился о проведении европейского ремонта в кабинете его шефа. Санитарной станции секретарша его фирмы для напоминания об их благодарном существовании просто ежеквартально приносила упакованный деликатесами пакет. От охраны труда довелось отделаться разовой, но весьма весомой взяткой. В то время как представителям некоторых других уважаемых государственных учреждений ежемесячно, как зарплату, вручали конверты… Макс видел бесперспективность борьбы, и воспринимал это как осознанную необходимость.

— Братва — такая же, реально существующая неотъемлемая часть этого государства. Как один прикололся — диалектика, говорит. Кому-то место в исполкоме, кому-то в директорском клане. А мы в бригаде, а патрон в нагане, — копируя какого-то братка-поэта, ухмыльнулся Джек.

— И каким при таком раскладе ты видишь государство лет через десять? — спросил Макс, и как бы пробуя ответить, начал свои варианты, — Ну, конечно же, не Западная Европа…

— И даже не Польша, — прервал его Джек, — Уймись. Да, даже не соседняя Польша. Там, например, веками воспитывалось уважение к богатству. Вот ты отправлял в течение прошлого года туристов в государственный отель в Варшаве. А сейчас он чей? Частный. Притом, заметь, не трудового кол-лек-тива, — как бы кого-то перекривляя, продолжал Джек, — а какой-то бабки — немки, родителям которой он принадлежал до тридцать девятого года. Тогда началась, как ты знаешь, война. А после войны мы помогали соседям строить социализм, вот и экспроприировали все фабрики, заводы, а заодно и отели. Но того, что богатство страны основывается на богатстве граждан, из сознания наших соседей истребить не успели. Свои общественные убеждения они превращают в Законы, по которым, кстати, и живут. Заметь, лучше нас.

— Ты что, хочешь сказать, что, к примеру, в Польше нет нашей братвы? — парировал Макс.

Джек иронически улыбнулся:

— Есть. И скоро будет по всей Европе. Народная дипломатия, понимаешь? Но ты сейчас о Европе, о государстве или о братках спрашиваешь? Ты определись.

— Давай о государстве.

— А его нет! Нет ценностей, которые бы объединяли! Ведь философия идеологии державы до нашего смутного времени была, как тот мент в фильме «Рождённая революцией» точно сказал: «Занимаемся экспроприацией экспроприаторов». И этот лозунг «Грабь награбленное» пошёл в массы. А сейчас народу, который привык экспроприировать, предложили всё приватизировать. То бишь, стать частниками. Ты представь, как этот народ, которому с молоком матери вдалбливали, что богатство — это плохо, а всем поровну — это хорошо, сейчас себя чувствует. Глянь на эти смазливые сериалы — для народа богатые хороши, только когда плачут. И вот я выбрал сам для себя путь ускоренного развития. Не устраивает меня навязываемая государством обывателю жизнь, вот и приходится всё делать на порядок быстрее. Быстрее бегать в поисках места под солнцем, быстрее ездить, быстрее думать…

— Да уж, и иногда для ускорения развития общества, посылать из обоймы в ствол пулю.

— Что ж, бывает и так. Из окружения пробираются маленькими группками. Но я и хочу себя, свою систему и своих пацанов сделать богатыми.

— А страну?

— Страна, с такой губительной идеологией, когда к людям, созидающим богатство, общество относится как к врагам народа, обречена на бедность.

— Так ты же в этой стране. Значит, ты и себя обрекаешь на бедность?

— Повторяю, — словно репродуктор на вокзале, войдя в кураж, вещал Джек, — Из окружения — из бедности — будем выходить маленькими группками. Я верю, я знаю, да и попросту я хочу быть богатым, и я буду таким. А управление богатством высшего полёта — это власть. Придёт время, и я хочу стоять возле «первого микрофона», — мечтательно рассмеялся Джек.

— Так может и в президенты или в премьеры подашься? — поддержал юмор Макс.

— Не-а. Вот туда наверняка нашему брату не прорваться, — уже по-деловому заключил Джек.

— Как знать, всё может быть, — как будто говоря о чём-то другом, подбил Макс.

Джек, во время беседы по душам с Другом, всё время в уме прокручивал сложившуюся ситуацию: «Почему бригадные Угрюмого наехали на Макса? Нет ли в этом подвоха?». Криминальные войны в активной фазе со взрывами автомобилей и стрельбой в центре города, на какое-то время приутихли. Но скорей всего, на языке военных, происходила перегруппировка сил. Джек с Угрюмым как бы заключили коалиционное соглашение. Естественно, не на бумаге. Но учитывая, что договаривающиеся стороны «пургу не гонят» и «за базар отвечают», то жители города могли реально ощутить все прелести ночного уюта центральных улиц. Вместе с тем, неписаное соглашение подразумевало невозможность посягательств на сферы влияния и внутренние дела бригады со стороны её коалиционного партнёра.

В ситуации с Максом был именно такой случай — Центр безоговорочно контролировался Угрюмым со времени организации Движения.

Ситуация могла быть и более закрученной — наезжая на Макса, Угрюмый мог проверять Джека: «Городок то совсем не мегаполис, и особо напрягать память для воспоминаний о закадычной дружбе Макса и Джека многим нынешним бойцам не приходилось».

Сказать, что Джек давно держит крышу Максу — было довольно опасно. «Лапшу» могли просечь: «…а где откаты за Макса в Общак, а чё это бизнесмен сразу не сказал бригадным, что у него есть крыша?».

Как-то всё тут не вязалось, и тем самым настораживало Джека.

С другой стороны Джек соображал, что он обязан найти выход, и ничего не говоря Максу, перейдя от общегосударственных проблем к суете мирской, Джек закругляясь кинул, уже не ожидавшему на решение своего вопроса другу:

— Думаю, что дня три у нас есть. По поводу Угрюмого — я дам тебе знать.

— Что-то или город наш стал мелковат или одесские нас с тобой в нём совсем не замечают, — по деловому угрюмо держал слово Джек.

— Город с годами не мельчает, да и мы с тобой люди всеми уважаемые, — пробивая, к чему клонит Джек, отвечал Угрюмый.