Валерий Макеев - Тайный монах

Пацаны ахнули от увиденного. Из разорванной губы начала хлестать кровь. Максимка, вместо ожидаемого рёва и мольбы о прощении, по взрослому повернул голову в сторону, сплюнул окровавленный молочный зуб и посмотрев прямо в глаза обидчику, комкая из-за запекшейся крови слова, прошипел: «Ну, сука, держись!».

Через минуту Игорек лежал в грязи и крови, которая продолжала хлестать из рваной губы Максимки. Он обезумел от страха. Оно и неудивительно, ведь Максим сидел верхом на обидчике и без устали колотил его своими ручонками. Игорек рыдал и молил о пощаде. Шокированные и перепуганные происходящим кореша двинулись было на помощь. Но заблаговременно прихваченная Женькой арматура вышла из своей засады, и друг скомандовал:

— Стоять, суки!

Максимка не успокоился, пока не запихал в рот пришедшему в ужас ревущему Игорьку пару припасённых для пионерского костра шишек:

— Ну что, хватит?! — по-деловому утомлёно выдохнул Максимка. И совсем зло добавил:

— Не надо нас трогать!

Когда обезумевший Игорёк и его группа поддержки укатили обо всём докладывать взрослым, Максимка благодарно посмотрел на друга. Он не знал, что сказать, но чувствовал, что теперь его Друг ещё надёжней. И совершенно непонятно даже самому себе, возможно, чтобы сказать о том, что теперь они повзрослели, выдавил:

— Ну что, Джек?

Женька, ставший Джеком, сдвинул плечами — Джек так Джек. Но поинтересовался:

— А ты кто?

Максимка задумался, как же теперь называться, ведь, возможно, это на всю жизнь.

— Ты будешь Максом, — быстро нашёлся Джек, прерывая размышления друга.

В школе закадычные друзья учились по-разному. Макс был отличником. Особо легко ему давались такие науки, как математика, физика. Во время контрольных, как правило, он умудрялся решать два варианта сразу — свой и Джека.

Джек был парень смышлёный. Но видно в школе преподавали не те предметы, в которых он мог бы по-настоящему реализовать себя. И бьющую через край внутреннюю энергию он направлял в спорт. Вместе с Максом они играли в нападении футбольной команды детской спортивной школы. Но в шестом классе у Джека возобладало новое увлечение — бокс. Тренер Джека — Иваныч — возлагал большие надежды на паренька, в котором видел необычайную одарённость, усердие, целеустремлённость. Через год занятий Джек уже был чемпионом области в своём весе и возрасте, а к девятому классу стал и призёром престижного всесоюзного турнира. Впоследствии даже «выпускные» Джек с Иванычем сдавали экстерном в связи с поездкой на чемпионат Европы среди юниоров.

В девятом классе бурлящая жизнь Макса и Джека круто изменилась.

Нет, Джек не перестал упорствовать в боксе, с радостью забивал и голы, играя за школьную футбольную команду вместе с Максом. Макс, продолжая забивать голы, не по годам серьёзно увлёкся ещё и малопонятной многим робототехникой.

Но в девятом классе в их жизнь, переступив первого сентября порог школьной аудитории, вошла Она.

Будучи всё время словно одним целым, они просто не могли влюбиться в неё поодиночке.

Ирка, как по мальчишески окликали они её в классе, Ирочка, как шептали её имя уткнувшись носом в подушку не то во сне, не то в сладостном полудрёме, пацаны, Ира Фадеева прибыла в их жизнь из села. Нет, никакого богатого дяди, чтобы устроить её в городскую школу, у неё не было. Из родных тут у неё была только тётя Люся, жившая в городе. Ей и доверили свою талантливую дочурку папа и мама. Тётя Люся напрасно уговаривала завуча школы протестировать её племянницу — отличницу сельской школы.

— Знаем мы уровень обучения в сельских школах, — отмахивалась завуч, — их отличник хуже нашего троечника. У них один педагог на пять предметов. Какой при этом может быть уровень знаний?

Действительно, физику, математику, английский, физкультуру и труд в Ирочкиной школе преподавал директор. Сан Саныч — фронтовик, артиллерист, высокий крепкий мужик. Иногда в нём возникало желание преподавать и историю, но пережив очень многое в этой жизни, он всё же заставлял разум управлять эмоциями.

Лишь иногда, когда бесперспективный для математики, но, в принципе, очень нужный в сельском хозяйстве, выходил к доске сын тракториста, не находящий что сказать в своё оправдание за не выученное задание, и мямлил под нос: «Я забыл…», — Сан Саныч, глядя куда-то в пустоту, то ли поучал, то ли медитировал. «Память — важнейшее качество, которым наделён человек. Память порой созидаёт, а порой убивает. Если ты чего-то не запомнил, не сокрушайся. Не убеждай самого себя в своей бесперспективности.

К примеру, великий советский шахматист Алёхин мог играть одновременно на сорока досках вслепую, держа в памяти игровую ситуацию на каждой из досок. Великий русский писатель Лев Толстой, наоборот, не отличался крепкой памятью. Порой он просил домашних перечитать фрагменты его же произведений и умилённо искренно удивлялся: «Неужто это я написал?» Память порой просто помогает жить», — теперь уж совершенно отрешённо, растягивая слова и выделяя знаки препинания глубокими вздохами, продолжал Сан Саныч:

«Если бы мы ежедневно вспоминали те непоправимые утраты и потери, товарищей, друзей, родных, которые нам довелось пережить, жизнь стала бы невыносимой», — спасительный звонок, казалось, должен был возвратить Сан Саныча к реальности. Но директор, не признаваясь в этом никому, жил в двух реальностях. Как реальны были эти, тихо покидающие класс ребятишки, так реальной была и Танечка — медсестра санчасти, его первая и единственная, умирающая у него на руках в июле сорок четвёртого. Танечке было и осталось двадцать лет. Когда девушка избежала отправки на работу в Германию, после освобождения советскими войсками её деревни её призвали на службу. Со скудным вещмешком, содержавшим ложку, кружку, мыло да пару белья, она отправилась в поход навстречу своей радости и печали.

В военной полуторке, кромсающей прифронтовую грязь, они и познакомились. Саша и Коля были уже матерыми фронтовиками, капитанами-артиллеристами, и присмотрев, утопающих по изящные коленки в грязи молоденьких медсестер Таню и Лену, явно только что прибывших на фронт, пригласили, а точнее, вытащили их на борт полуторки. Коля был разговорчивый весельчак, которому не составляло труда запросто завязать разговор и радостно уяснить, что они с Таней земляки — с Полтавщины. Раскрасневшаяся, по своей природе скромная полтавская девчонка, успевшая до войны только-только поступить в педагогический институт, то ли от смущения, то ли от охватившего сердца жара, спрыгивая с полуторки у санчасти, почему-то забыла в кузове автомобиля свой бесценный клад, вещмешок с парой белья, ложкой, мылом и кружкой. Наутро, по девичьи отрыдав об утерянном, пошла она искать своих вчерашних артиллеристов-попутчиков. Очевидно, эта встреча направлялась необычайно теплыми силами сверху, и они встретились. Навсегда.